7. Дочитать «Войну и мир».
8. Соблюдать диету.
9. Сэкономить денег на костюм.
10. Постирать носки и трусы. П…
«Одиннадцатое… – думал Кирюха. – Что же одиннадцатое?»
Эспандер он купил.
Работяги
Перед сменой Кирюхе удалось взять обед, не использовав талона. Такой обед всегда съедался с аппетитом. И вообще на обед были блинчики.
Блинчики Кирюха взял два раза.
Когда он надел и ватник, и брезентовку, и сапоги, а поверх навесил лампу, ему стало жарко. Живот гудел. Пока он поднялся по крытой эстакаде до места, где собиралась вся смена, чтобы следовать дальше вместе, он взмок как мышь.
Работяги сидели в ряд на бревне и сосредоточенно вглядывались в черный квадрат эстакады. Как зрители перед экраном или эстрадой. Кирюха из темноты увидел их раньше и понял, в чем дело. Этого он не любил, но делать было нечего…
И из черного экрана внезапно проявился Кирюха во весь рост.
– Кирюша! Кирюша! – закричали работяги.
– Ну как, отошел?
– Отошел, – сказал Кирюша.
– Ой-ой, – заливался Сеня-младший, – до сих пор смотреть на тебя не могу! Как вспомню про твою изжогу… Ой-ой! Ведь надо же, как ты рычал! Плясал прямо…
– Ну, ты… – сказал Кирюша.
– Да, ты вчера был хорош, – серьезно заметил другой. – Ты, брат, вчера наделал дров…
– Да, – сказали работяги, – это да.
– Да бросьте, – как можно бодрее попытался Кирилла.
– Да что тут бросать – было дело. А ты что, уж и ничего не помнишь?
Кирюша слегка похолодел: «Неужели и тут…»
– Не помнишь… Что же, это понятно. Начальничек-то наш, он тебе собирался задать. «Только, – говорит, – пусть посмеет прийти…»
– Да вы о чем? – всерьез забеспокоился Кирюша.
– Да, я совсем было забыл, он же велел тебе передать, чтоб ты на смену не выходил, а прямо в управление шел.
– Да ну тебя, – сказал Кирюша, – хватит врать-то…
– Ты это зря не говори, – всерьез обиженным голосом сказал работяга. – Я врать не собираюсь. Так и обидеть можно. Ты вот чем так словами-то кидаться, сходи-ка в управление… Увидишь, вру я или нет.
– Да в чем же дело? – упавшим голосом спросил Кирюша. И посмотрел на Колю. Коля смотрел ласково, чуть улыбаясь, и Кирюша вспомнил про мастера и лесника в Забайкалье.
А Сенька-младший сказал:
– Правду тебе человек говорит. Ты забрался вчера на люк, открыл и весь орт рудой засыпал. План сорвал. И с мастером крепко развоевался…
И не выдержал – залился.
– Эх, Сенька, не совался бы… Молокосос, – расстроился автор розыгрыша.
И все ржали. Долго. За все время, что терпели, сдерживались.
– Садись, Кирюша, садись, славный…
Кирюха сел. Уф-ф! Снял каску. Вытер лоб. Закурил.
Работяги затихли, стали ждать следующего.
А из черного провала выросла еще фигура. Это из их смены – татарин Кильматдинов.
– А, Кильмандинов! Мандушкин! – закричали, загоготали работяги.
А Сеня-младший не выдержал:
– Манда!! – заорал он и прямо чуть не свалился с бревна от удовольствия.
Кильматдинов привычно улыбался.
Сел, закурил.
Стали ждать следующего.
«Ну и налопался, – думал Кирюха. – Так меня уж и совсем развезет… Диета!.. Впрочем, ничего… Зато поработаю как следует. Сегодня вагон грузить: там отличная нагрузка на бицепсы и на дельтовидную…»
Вылез из проема Сенька-старый, длинный и долгоносый проходчик.
– А, бурила наш! Бурила! – кричали работяги.
Бурилу пошатывало.
– Где ж это так? – участливо осведомился Коля.
– Дом-м-ма…
– Ай да Сеня! Это ты здорово… – разноголосили работяги.
– Да у него же баба в деревню уехала.
– Ну, тогда ясно. Смотри, расскажем…
Саня-старый обвел всех взором, бессмысленная улыбка поползла по лицу.
Он снял ватник. Ватник высох за ночь и весь покрылся белыми лепешками засохшей породы. Сеня стал выколачивать ватник о стену эстакады. Белое облако пыли расползалось от каждого удара. Сколько он ни бил, пыли было столько же.
Работяги смотрели.
– Бесполезно, Сеня, – сказал один.
– Это у тебя из досок-то пыль…
Все заржали. Сеня недоверчиво оглядел сидящих, но колотить перестал. Держа ватник одной рукой на весу, он действовал другой, как щеткой. Пыли было столько же.
– А теперь пыль из ладони…
– Гы-ы-ы!
Сеня плюнул. Сел. Закурил.
«Ничего, – думал Кирюша, – после смены супа не съем. А вечером вообще есть не буду – сэкономлю. Вот сгоню вес, стану опять сухой. В форму прежнюю войду».
Между тем вылез взрывник.
– Палила! Палила!
У Кирюши смыкались веки. По телу ползала теплота.
«Палила, – думал он, – палила и бурила… По улицам ходила палила и бурила…»
– Пойдем, – ткнул его в бок мастер, – пора на смену. Ишь, молодежь, все по ночам не спите. И на работе как мухи…
И работал.
Нагрузка была и на бицепсы, и на пресс.
И на дельтовидную тоже.
Работать пришлось плотно: давали план. И к черту сдалось такое физическое развитие! И много раз хотелось бросить лопату. В конце концов, он не обязан так упираться. Но он только разгибал спину, поглядывая на Колю. А Коля, сухонький и маленький, работал ровно, чисто, без усилий – раз-два! раз-два! И Кирюша снова упирался.
А потом как-то вдруг стало легко и весело. И Кирюша с удовольствием чувствовал легкость тяжелой лопаты и пружину тела – раз-два! раз-два!
И даже не заметил, как все побросали лопаты и уселись перекуривать.
– Кирюша! Иди к нам…
– Ишь, размахался…
– Смотри, яму не вырой!
– Вагон не перегрузи…
А после перекура работать стало снова тяжело.
Но в конце концов вся работа кончилась.
И они снова долго шли по выработкам, выбираясь на поверхность.
И Кирюша так обрадовался небу, словно и не надеялся увидеть его больше.
– Подумать только – небо над головой! – сказал он Коле. – Словно из преисподней.
– Гора, она и есть гора, – сказал Коля. – Только привычка тоже много значит. Преисподняя – это точно. А вроде без нее как-то скучно…
