– Ну вот что за матеря теперь такие, а? Что он сидит, тебя ждет? Дел много? Всех денег никак не заработаешь?
Женя вопросительно посмотрел на меня – как я отреагирую?
Я обняла мальчика:
– Я рада тебя видеть. Пойдем. Ты голодный?
– Да уж ясно дело, что не сытый! – ответила за него бабуся. – Ну, вы смотрите на них, а! Кепки наденут набекрень и побежали…
Мы с Женей переглянулись. Я посмотрела на бабулю, на приближающегося с другой стороны стража порядка, выразительно махавшего старушкам, сидящим у метро со своим немудреным товаром – кто с зеленью, кто с отростками комнатных цветов в самодельных горшочках из-под пластиковых бутылок, кто с пышными, но грустными осенними букетами. Я достала кошелек.
– Сколько богатство ваше стоит, бабуля?
– Петрушка по двадцать, чеснок – двадцать пять! – гордо ответила та. – И не торгуюсь, и так доллар подорожал!
– И правильно. А цветочки почем? – Я кивнула на два скромных букета темно-голубых растрепанных цветов, похожих на одичавшие хризантемы.
– По восемьдесят букет. Но тебе отдам за пятьдесят.
– Считай, – я кивнула Жене, – сколько за все будет?
Мальчик на удивление быстро и правильно посчитал:
– Триста сорок рублей.
– Молодец. Бабуль, мы все возьмем, заготовим на зиму себе чеснок с петрушкой, да, Женя? – Я протянула ей пятьсот рублей. – И букеты себе подарим сами, раз нам никто цветов не дарит.
Бабуся недоверчиво рассматривала мою купюру, а потом спохватилась:
– Сдачу, а сдачу-то возьми!
– В следующий раз, ладно? А то мы и так никуда не успеваем!
– На математику, да? – испуганно спросил Женя. – Можно не пойдем?
– Да какая уж там математика! – отмахнулась я. – Давай пойдем где-нибудь позавтракаем и заодно пообедаем. А то я ничего не ела и не пила сегодня. А ты?
Женя уклончиво помотал головой, из чего я заключила, что если он что-то и ел, то говорить ему об этом совсем не хочется. Кому интересно говорить о том, что он когда-то съел?
– Я без машины, благодаря тебе…
Я быстро посмотрела на мальчика, мгновенно сжавшегося от моих слов. Слова надо выбирать, разговаривая с ребенком. Быть искренним, внимательным и очень разборчивым в словах.
– То есть… Давай-ка на метро до центра доедем. А там разберемся, куда нам идти, да? У меня пара часиков есть. Не хочешь мне рассказать, почему ты из школы удрал?
Я покрепче взяла Женю за руку, и мы направились в метро.
Странно. Это чувство ни с чем невозможно сравнить. Я понимаю теперь озабоченный и полный собственной значимости вид мамаш, когда они тащат своих чад в поликлинику, или школу, или еще куда-то. И понимаю, почему меня всегда подсознательно раздражает их превосходство. Что особенного в вашей роли? Хочется сказать мне. Мне, которой некого и некуда тащить.
– Я не удрал, – ответил Женя. И замолчал.
– Хорошо, ладно. Проходи… проходи… А разве детям не бесплатно в метро?
– Какие дети? – удивилась контролер в метро. – Он у вас разве не школьник?
– Он у нас школьник, – улыбнулась я.
Да, ясно, буду быстро учиться быть… Кем? Нет, я не хочу и не могу отвечать себе на этот невозможный вопрос. Просто буду быстро всему учиться.
Мы сели в полупустой вагон. И я внимательно посмотрела на Женю. Не похоже, чтобы он недавно мыл уши с мылом и вообще умывался.
– Скажи, пожалуйста, а ты сегодня где ночевал?
– Сегодня? – невинно переспросил Женя.
– Можешь не говорить.
Действительно, зачем говорить о том, как он пришел вчера вечером в школу, посмотреть, как тренируются старшие ребята на необыкновенных занятиях по рукопашному бою, – ломают доски голыми руками, прыгают выше собственного роста и, главное, дерутся, дерутся друг другом, и никто их за это не ругает. Потом, когда занятия закончились, он решил посмотреть, можно ли пройти с пятого этажа выше – туда ведет таинственная лестница, обычно закрытая решеткой. Решетка и сейчас была закрыта, но зато почему-то была неплотно прикрыта дверь в кабинет химии, где занимаются только самые старшие школьники.
Женя потихоньку зашел в полутемный кабинет – на улице еще не совсем стемнело, только начинало. Через некоторое время глаза привыкли к темноте. Сколько же всего необыкновенного он успел там увидеть! И пробирки, и всякие загадочные пакетики с порошками, и необычные баночки. Потом стало совсем темно – и в кабинете, и на лестнице. И Женя сначала сидел и боялся, а потом как-то незаметно для себя уснул.
Когда он проснулся, было очень холодно, неудобно, хотелось есть, пить. Он спустился на четвертый этаж в туалет, попил там воды из-под крана. Вернулся в кабинет химии, увидел, что и там была раковина, умылся. Кран никак не закрывался, но у Жени точно такой же хитрый кран дома, на кухне. Его надо прикручивать тихонько, осторожно, пока не останется последняя капелька, ее подоткнуть пальцем – и все, кран успокаивается.
Потом он нашел в шкафу у учительницы открытую пачку печенья. Печенье оказалось необыкновенно вкусным, и Женя съел всю пачку. Теперь он практически уверен, что химичка всегда будет ненавидеть его за это печенье, если узнает, кто его съел.
– Не узнает, – успокоила я его. – Как же она об этом узнает? Никто ведь так и не понял, что ты ночевал в школе? Все думали, что ты, как и все, пришел на первый урок, просто пришел одним из первых, да?
Женя, особо не удивляясь моим словам, кивнул. Вот ведь у детей мои способности почему-то оторопи не вызывают! И недоверия тоже. Если звери безо всяких слов и объяснений понимают то, что знает один из них – что нужно прятаться или что в лесу появилась вкусная и легкая добыча, то почему же и одному человеку не понимать про другого чуть больше, чем тот говорит?
– Ты уверен, что тебя не ищут родители?
– Я звонил. Тетя Лена сказала, что они спят…
– Ты мне уже это говорил.
Я внимательно смотрела на мальчика. Как же обидно, что я вижу иногда в своей голове всякие глупости – вроде обнаженных туркменских девушек, которые грезятся Генке Лапику в его потных мечтах, а вот просто понять сейчас – правду говорит мальчик или нет – я не могу.
– Давай я позвоню тете Лене. Или папе. Скажешь мне телефон?
Женя неуверенно произнес:
– Скажу.
– Давай, говори.
Я набрала номер и долго ждала, практически уверенная, что номер совершенно неправильный.
– Алё? – женский голос ответил мне спокойно и вполне доброжелательно.
– Лена?
– Да.
– Лена, скажите, у вас…
Я вдруг остановилась. А что я ее спрошу? Почему Женя не ночевал дома? То есть я буду ее ругать за невнимание к приемному сыну ее мужа – и муж ли он ей, я не знаю. Просто поинтересуюсь, как она относится к Жене? Или спрошу хотя бы, заметила ли она его отсутствие?
