– Да… – глупо разулыбался один охранник. – Слышали. В машине вас слушаем… – он радостно и немного удивленно хмыкнул.
Конечно, я же, как и Генка, и другие сотоварищи наши, вряд ли соответствую своему голосу.
Вот он, мгновенный эффект радио. Годами пишешь и пишешь – никто тебя не знает. А месяц в эфире – и ты почти что знаменит. Физиономии твоей только никто не представляет.
– А как банкира Сутягина она за неделю помереть уговорила, не слышали? – вдруг быстро сориентировалась Герда. – Никак дружбы у них не вышло. Он, бедный, даже по телевизору жаловался, на помощь всех призывал. Да помер. Лика ему так сказала. Помрешь, сказала, сволочь, за то, что на мне не женился. Он и помер.
Недоумевающие охранники и тощий замерли.
– Что ты несешь? – наконец сказал тощий своим вполне интеллигентным голосом. – Какой банкир? Хорош болтать. Пошли в дом, всё подпишешь, что надо.
– Пошли, – ответила вместо Герды я. – Вот тут болит? – Я слегка коснулась светлого пиджака, свободно болтающегося на тощем.
Охранник тут же оттолкнул мою руку.
– А у тебя рука нормально срослась? – дружелюбно спросила я ретивого охранника. – Или вроде криво… Ну-ка…
Все четверо переглянулись и встали напротив меня.
– Уберите ее. Или… Погодите, – тощий сделал знак, и рванувшиеся было ко мне парни остановились. – Тебе вообще что надо? Кто ее пустил?
– Ночью было очень плохо, – сказала я. – Рыба не переварилась, да и не могла такая рыба перевариться в вашем желудке. Острая прободная язва. Разве можно есть жирную белорыбицу? И тошнило желчью. И сейчас вкус желчи во рту. И тошнит, и хочется чего-то кислого, но от кислого печет желудок… Всё так?
Тощий смотрел на меня с ужасом и ненавистью. Охранники делали неопределенные движения руками, желая то ли заткнуть меня на расстоянии, то ли схватить, но шага ко мне никто не сделал.
– Сдохла та собачка, – улыбнулась я одному из них, – которую ты хотел девушке своей на день рождения подарить. Сдохла, потому что ты ее запер на даче и забыл про нее. Дела, заботы… Собачка выла-выла, потом лежала на коврике, и – привет. Дорогая редкая порода. Очень много своих грязных денежек ты за нее выложил. Можно было бы смотаться на пару деньков в Сочи и обратно. Так?
– Это… – пробормотал ошарашенный охранник.
– Заткните ее! – наконец выговорил тощий.
– Остановитесь, – я протянула вперед руку так, как сделал бы сейчас любой нормальный экстрасенс. Блефовать так блефовать, на полную катушку.
Может, я в самом деле экстрасенс? Просто не знаю об этом. В смысле, нормальный экстрасенс. И прав был Сутягин? Может, я не только понимать всё о людях могу, но и вмешиваться как-то? В их судьбы, в их сиюсекундную жизнь, в самочувствие, наконец?
– Если они сделают хотя бы шаг, – сказала я, не опуская руку, а, наоборот, очень точно направив ее в сторону продырявленного еще до меня желудка тощего, – твоя ноющая дырка в животе прорвется. И вся желчь, которая там скопилась и никак не могла до конца выйти сегодня утром, прольется из желудка в брюшную полость. И у тебя останется пара минут. На страдания и последние пожелания. Ну, что?
– Стойте на месте, – с трудом проговорил тощий.
Я видела, как пожелтело вдруг его и без того бескровное лицо. Господи, вот этого мне сейчас не хватало. Тощий стал сгибаться пополам и хватать воздух ртом. Охранники, стоявшие, замерев, закрутили головами, засуетились. Один подхватил тощего, другой быстро подставил ему локоть. Парень, сидевший в машине, тоже выскочил и на всякий случай все-таки достал оружие. Не удержались, гаврики… Так, а у него что? А у него… Ох, тяжелая эта работа, оказывается, и не очень чистая… В смысле у меня сейчас.
– Твоя жена не родит, если ты сейчас не положишь на землю вот это дерьмо. Давай-давай. Она же не родила предыдущего? Не доносила? А этого родит мертвого. Клади на землю пистолет и отходи на три шага отсюда.
– Делай, как она говорит, – с трудом проговорил тощий.
– Бумаги свои несите, – кивнула я одному из его прихвостней. – И побыстрее, пока хозяин ваш не помер.
Понятно, почему ведьм сжигали на кострах и изводили до последнего колена. Пытались, по крайней мере. Ведь очень страшные это люди, ведьмы, и те, кто на них так похож…
Тощий что-то хрипел, вися на руках у охранника. Мне было несколько не по себе, но почему-то я чувствовала, что ничего смертельного с ним не происходит. Спазм, больно, но пройдет. От страха прихватило, такое бывает.
Я уж точно ничего сделать ему не могла. Я этого не умею. Насколько мне известно…
Охранник прибежал с бумагами, протянул их было тощему, тот помотал головой, и парень неуверенно протянул их мне.
Я быстро просмотрела аккуратно подготовленный каким-то нотариусом экземпляр дарственной. Молодцы, подготовились тщательно. Так, это мы порвем на всякий случай… Я оставила один листок, перевернула его и достала из кармана ручку.
– Пиши давай, – я дала ручку тощему. – Пиши-пиши, сразу станет легче.
– Что писать? – он поднял на меня мутные глаза.
Очень плохие глаза. Не от боли они такие мутные, от чего-то другого. Боль сама по себе. А вот эта муть… Так, ладно, лучше в такие глаза долго не смотреть. А то и меня начнет тошнить.
– Пиши: «Прощаю карточный долг Люсинию Пиязову…» Пиязов – через «и». Да? – Я обернулась на Герду, замершую, как и все.
Та кивнула.
– «…Пиязову в том, что касается движимого и недвижимого имущества его тещи Людмилы Тимофеевны Величко. От любых претензий к Пиязову и Величко отказываюсь». Написал? Подписывай разборчиво и давай сюда. Своим именем подписал? Соврешь – помрешь в страшных муках, обещаю. Ни один врач не поможет. Не родился еще тот врач. Подпись и расшифровка фамилии, четко, по паспорту, по которому живешь сейчас.
Тощий мучительно сглотнул и кивнул.
– Давай сюда бумагу. Вот и молодец. Все, друзья, до свидания.
– Мне… плохо… – прохрипел тощий.
– Секунду подожди… – Я протянула руку к его язве, и она как будто тут же запекла мне ладонь через пиджак. – Да отпусти ты его! – Я с досадой посмотрела на охранника, который никак не выпускал локоть тощего. Второй же с опаской отошел сразу, как только я протянула руку к его хозяину. – Плохого не сделаю. Так лучше?
Я подержала ладонь у живота тощего. Тот несколько раз судорожно перевел дух и поднял на меня свои мутные глаза.
– Да. Лучше.
– Вот и ладно. Теперь валите отсюда. На раз-два-три. Ага? И тогда всё у всех будет хорошо. Честное ведьминское слово.
Они уехали мгновенно. Ворота автоматически закрыл сторож, крепкий паренек, который, оказывается, все это время сидел тихо-тихо в маленькой сторожевой будке, больше похожей на домик садовника.
Я оглянулась на всю компанию. Вытянувшийся в струнку Женя, сжимающий в руках свою головоломку и с невероятным восхищением глядящий на меня… Измученная Герда, кажется, до конца не поверившая в то, что сейчас произошло… Лиля, крепко держащая маленькую Лизу…