Он вымыл руки, раскрыл саквояж, достал бутерброды, поел, запил минеральной водой, прежде убедившись, что она бесплатная. То есть входит в цену номера.
Пошел прогуляться.
Людей почти не было. В огромной сквозной двухсветной гостиной мальчик и девочка играли на бильярде. Он сел в кресло и стал ждать, когда к нему придут воспоминания. Но в голове было пусто. Опять захотелось есть. В номере был еще бутерброд. Лучше оставить на вечер.
Вечером к отелю стали подъезжать машины, из них выходили пожилые господа, и дамы тоже. По их разговорам он понял, что это акционеры какой-то компании. Собрание завтра с утра, а сегодня – неформальный ужин.
Он поднялся в номер. Бутерброда не было. Черт! Наверное, он съел его днем.
Он попил воды, прилег на кровать. Было всего восемь вечера. Ах, боже мой! На столике, рядом с телефоном, лежал красивый буклет – про фильм «Последний раз», который снимался в этом отеле.
Если взять этот буклет и пойти к управляющему, сказать, что обронил бумажник, – его бы накормили. Но было стыдно. Особенно стыдно за годы после «Последнего раза». Сначала он был слишком капризен. Потом очень горд. Потом вдруг стал робок. Потом немного играл в театре…
Он долго мылся, пробуя все шампуни. Выпил еще стакан воды и лег спать.
Завтрак входил в стоимость проживания.
Он наложил полную тарелку ростбифа и разных ветчин, на другую тарелку нагрузил салатов. Взял кусок теплого хлеба. Отнес на столик. Вернулся за стаканом сока. Хотел есть медленно, смешивая наслаждение с насыщением, но получилось очень быстро. Теперь горячее. Омлет, сосиски, жареный бекон. Рыба! Как он мог забыть про рыбу – белую, красную и пять сортов сельдей. На десерт – сыры, от пармезана до бри. Потом кофе. На сладкое – маковый торт и клубника в желе.
Поднялся идти, на ходу взял из вазы горстку орехов, отправил в рот.
Закашлялся. Затошнило. Он догадался не бежать в номер, а ринулся на кухню и нагнулся над раковиной. Его вырвало.
Официант помог ему не упасть. Подал полотенце. Проводил до номера.
В номере его вырвало еще раз.
Он выполоскал рот. Полежал на кровати. Умылся. Стало пусто в животе.
Хоть бы сладкого чаю выпить.
Добрел до ресторана. Завтрак закончился, стеклянные двери были закрыты.
Он спустился в парк, подошел к воде, сел на скамью.
– В роли Дирка фон Зандова – Дирк фон Зандов, – успел подумать он.
летают валькирии, поют смычки
Победительницы
– Голубушка, я бы с восторгом дала! Но у меня ничего нет, я бедна, как церковная, ха-ха! как театральная крыса, – сказала Нина Карловна. – Денег у меня нет совсем, брошь осталась одна, бабушкина камея… Разве ее отдать? Я мечтала, что меня в ней положат в гроб.
– Ну и мечты у тебя, – сказала Александра Петровна.
– Погоди, я подумаю… Дай минутку подумать. Не вешай трубку.
Нина Карловна была знаменитой певицей конца шестидесятых.
Александра Петровна была членом правления фонда имени Неждановой: организация для помощи престарелым и неимущим актерам музыкальных театров. Она была вдовой Леонида Баграмова, оперного режиссера. Тоже что-то делала на театре. Была замдиректора по репертуару – должность, придуманная мужем специально для нее. Вернее, это она заставила мужа придумать эту должность, чтобы все время быть рядом с ним.
Смешно, но это помогло. Он от нее не ушел, несмотря на всех акул и волчиц, как называла их Александра Петровна.
Одной из этих акул была Ниночка Гнайфер – которой она сейчас позвонила просить о благотворительном взносе.
– Придумала! – сказала Нина Карловна. – Придумала! У меня есть одна весьма дорогостоящая, но совершенно, ну совершенно ненужная вещь.
– Какая же?
– Настоящая брабантская кружевная накидка. Я в ней пела «Дочь кардинала» и «Травиату». И «Мелизанду».
– Откуда у тебя? – спросила Александра Петровна.
– Уже не помню, – пропела Нина Карловна. – Возьми. Пришли кого-нибудь. Оцени и продай. Это будет моя малая лепта.
Сучка. Эту накидку Леонид Игнатьевич привез из Брюсселя в шестьдесят седьмом году. Дорогая, красивая и нелепая. Александра Петровна, впрочем, один раз ее надела. На прием в Кремле. Потом он попросил ее для спектакля. Так, между делом. Да ради бога! Потом, не возвращая, попросил оставить для другой постановки. Потом она увидела ее на Нинке Гнайфер. Но не на сцене, а в гостях у дирижера Кирсанова.
Она, конечно, не подала виду. Потому что ясно – Леонид Игнатьевич просто забыл. Хотя сам факт, что он просто забыл, – еще обиднее, по трезвом размышлении. Но еще более трезвое размышление не позволяло устраивать скандал и орать: «Иди к ней! Отнеси ей мои кольца! Туфли! Лифчики!» Нет, конечно. Потому и прожили они с Леонидом Игнатьевичем в мире и согласии до самого конца.
– Спасибо, – твердо сказала Александра Петровна. – Ты очень щедра, душечка. Я пришлю курьера. Сегодня же.
Через неделю Нина Карловна позвонила и спросила, сколько дали за накидку.
– Сто тысяч рублей, – сказала Александра Петровна. – Спасибо тебе.
– О! – сказала Нина Карловна. – Кто купил?
– Я, – сказала Александра Петровна.
– Не за что! – сказала Нина Карловна.
Каждая чувствовала себя победительницей.
Поэтому старухи помирились и дали эту накидку молодой Эсме Цицинадзе для «Травиаты». Они пришли на репетицию, сидели в директорской ложе.
– Как думаешь, она живет с режиссером? – шепнула Александра Петровна.
– С дирижером, ты что! – сказала Нина Карловна. – Зачем ей режиссер?
– Правда? – изумилась Александра Петровна.
– Ну конечно! – и Нина Карловна погладила ее по руке.
Та поймала ее пальцы и благодарно пожала.
сон на 5 марта 2012 года
Хорошие люди
Мне приснилось, что я вспоминаю и записываю имена людей, которые мне помогали. Оказывали самое разное содействие. Причем делали это совсем бескорыстно, просто так, из лучших чувств. Хотя и по моей просьбе.
Потом я проснулся и стал уже наяву вспоминать.
Вы знаете, таких людей за всю мою жизнь оказалось довольно много. Самые разные люди это были. Что называется, от и до. От работников дачной комендатуры до высших госчиновников и академиков.
Они давали мне нужнейшие советы и делились важнейшей информацией, они среди морозной ночи прибегали ко мне чинить отопительный котел, они звонили влиятельным людям по моим делам, они одалживали мне деньги и подвозили на машине. И прочее, и прочее, и прочее.
