Однажды я не утерпел и высказал этот тезис вслух.
– И вообще, господа, – дерзко сказал я. – У меня, знаете ли, есть такой очень важный внутренний критерий. Правду я говорю, дело я говорю – или вру, стараюсь подладиться под аудиторию. Я для себя решил так: если моим словам аплодируют – значит, я соврал!
В ответ раздались аплодисменты.
памяти Константина Кавафиса
В ожидании народа
Всё. Терпение лопнуло. Народ должен сказать свое слово.
Все знают, что это случится сегодня. Сегодня народ наконец-то выйдет на площадь. Народ – это страшно. Народ – обвинитель, судья и палач в одном лице. Народ беспощаден. Но народ справедлив. Как скажет народ, так и будет.
С утра на площади ждут его разные люди. Чиновники и журналисты, учителя и политики, рабочие и крестьяне, торговцы, врачи, бедняки, богачи, художники, домохозяйки. Полиция, армия, инженеры и даже бездомные нищие, как ни смешно.
Бездомные думают: если народ наконец возьмет власть в свои руки, у них будет крыша над головой.
Домохозяйки уверены, что народ, взяв власть в свои руки, снизит цены.
Политики выучили и повторяют слова, которые они скажут народу. Они надеются ему понравиться.
Богатые бизнесмены убеждены, что сумеют объяснить народу про рабочие места и валовой внутренний продукт. Хотя, конечно, они слегка волнуются.
Небогатые бизнесмены ничего не боятся. Потому что они продают народу еду и одежду на рынках. Народ их поймет.
Чиновники хотят рассказать народу, что даже в дни революции надо собирать налоги, обеспечивать горячую воду и электричество. В общем-то, они готовы ему служить.
Рабочие стоят плотными группами и толкуют о том, что долготерпение народа не безгранично.
Посланцы крестьян им вторят, они говорят, что деревня ждет, что же скажет народ, наконец.
Журналисты готовы вести репортажи. Художники – воссоздавать ситуацию в образах. Философы – ее осмыслять. Ученые – делать открытия ради народного блага.
На площадь подтянулась полиция. Вслед за нею – спецназ. Они говорят, что если народ выйдет из рамок, придется применить силу.
Но в толпе видны люди в армейских фуражках. Армия, разумеется, вне политики. Но она защищает народ. Офицеры и солдаты говорят полицейским, что в трудный час надо все-таки быть на стороне народа.
Загудели сирены. В своем бронированном лимузине приехал президент. Он смело вышел на площадь. Он не боится народа, он готов к нему обратиться. Больше того – он готов вести диалог с его вожаками.
Площадь заполнена до отказа. Соседние улицы тоже. Люди торчат из окон. Цепляются за деревья и водосточные трубы.
Солнце садится.
Народ так и не появился.
Стало прохладно.
Люди расходятся по домам и говорят друг другу:
– Но неужели народ согласен терпеть еще и еще? Доколе же? Как это странно, однако! А может, народа на самом деле вовсе нет? Может, народ – это выдумка журналистов?
через артерию левой руки
Брюки, штаны и все нормально
Позвонили: «Завтра приходите к 8:30 прямо в отделение. Натощак. Сдадите кровь на биохимию и потом в приемное, оформляться».
Пришел. Сдал кровь.
– Номер вашей карты? – говорит сестра.
– У меня нет карты.
– Бегите в поликлинику. По коридору, потом лифт на второй этаж, по переходу во второй корпус, там спуститесь на первый этаж, идите до конца – как раз мимо приемного! – потом поднимайтесь на третий, по переходу в третий корпус, спуститесь вниз. Там увидите. Вот мой телефон – позвоните и скажите номер карты, иначе вашу кровь не примут. И сразу в приемное. Куртку берите с собой, сдадите в камеру хранения. А сумку здесь оставьте.
Сделано.
Главное – запомнить обратный путь к приемному отделению. На третий этаж, до конца, по переходу, и там вниз. «Здравствуйте, я такой-то. Вот направление».
– Ждите.
Довольно скоро выходит дама и приглашает меня «на оплату».
Иду за ней. Ее кабинет не очень близко. Она выписывает счет. Дает мне листок. На нем написано:
«По коридору налево, до лестницы, на второй этаж и – направо. По указателям на стене находите застекленный переход в кардиологический корпус. Проходите его. Далее по коридору. Вам нужна касса с железной дверью и надписью “касса” (вторая дверь с правой стороны)».
– С квитанцией обратно ко мне, – говорит дама.
Сделано. Она ведет меня назад в приемное отделение, передает другой даме. «Ждите, вас вызовут». Вызывают. Бумаги, подписи.
– Раздевайтесь, надевайте пижаму и тапочки.
– Тапочки у меня есть, – (догадался взять из сумки!) – а пижамы нет.
– А что у вас в свертке?
– Куртка и вот тапочки.
– Вы что, собираетесь лежать в уличных брюках?
– Что вы! Мои домашние штаны уже в отделении. Я их оставил вместе с сумкой, мне сказали оставить.
– Не знаю, кто вам сказал! Я не могу вас в брюках пустить в отделение!
– Я уже был в отделении в брюках. И даже сдал кровь.
– Меня это не касается. Госпитализироваться в брюках нельзя. Идите в отделение, принесите домашние штаны, здесь переоденьтесь и пойдете.
– То есть опять идти в отделение в уличных брюках?
– Мне это не важно. От меня вы должны выйти в пижаме.
– Пижамы у меня все равно нет.
– Вы что, в этой рубашке лежать собираетесь?
– Да. А что, вполне домашняя рубашка.
– А брюки? Типичные уличные брюки!
– А домашние штаны у меня там.
– Вот и идите туда. Принесите домашние штаны, и все будет хорошо…
Но все это полная чепуха, если честно.
Блестящая клиника. Внимательные врачи высочайшей квалификации. Добрые и прилежные медсестры. Отличное техническое оснащение.
А какая прелесть смотреть на большом экране, как тонкие черные трубочки ощупывают твое сердце!
И особенно приятно, когда доктор говорит: «Всё нормально».
Ordnung muss sein
Госпожа каптенармус
В больнице № 13 камера хранения называется «Узельная».
А в РНЦХ им. Петровского она называется «Цейхгауз».
Так на двери написано.
В общем, выписали меня, сложил я в сумку свои пожитки, повесил сумку на плечо и по всем лифтам и переходам пошел в цейхгауз.
Натурально, там заперто. Иду в приемное отделение. Нахожу даму, которая этим цейхгаузом заведует. Как ее называть? Если по росписи воинских чинов – то госпожа каптенармус.
