тема судьбы
По поводу голых весенних веток
О чем думает человек, которого внезапно арестовали за взятки?
Он много лет брал деньги за совершенно конкретные услуги отдельным гражданам. Считал себя в общем и целом честным. Никакого вымогательства. «Каждый сам ему выносит и спасибо говорит». Не хотите платить — пожалуйста, в порядке общей очереди.
Еще утром он был уважаемой персоной. Хорошо одет, нетороплив. В коридоре все вежливо кланяются. Дома — благополучная семья, устроенные дети, красивая квартира. Вечером ожидаются гости.
И вдруг — «Портфель! Теперь карманы! Руки, руки!» Браслеты. Машина. Первый допрос. Изолятор.
О чем же он думает?
Вряд ли он мысленно рычит: «Кто ж эта сука, что меня заложила? Выйду — узнаю и уничтожу!» Нет, конечно. Человек он неглупый и незлой. Да и нет у него никаких возможностей наказать доносчика…
Он думает, каково сейчас его семье. Ужасно думать, что уже сегодня, сразу после первой новости в «Яндексе», от них начали отворачиваться. Кто-то сбросил звонок. Кто-то скороговоркой буркнул, что дико занят. Это будет нарастать лавиной, пока вокруг семьи не образуется крепкий безвоздушный пузырь. Кто останется? Старые институтские друзья? Девушка сына? Бойфренд дочери? Старушки-подружки тещи? Неизвестно.
Еще ужаснее, что семья начнет его осуждать. По мере нарастания пустоты вокруг. А может, уже сегодня начали. Или завтра с утра начнут.
Хочется им ответить. Итак.
Первое. Я как все. Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества, не так ли? В нашей конторе берут все без исключения. Если бы я не брал — меня бы выжили через полгода. И у меня не стало бы вообще никакой зарплаты, ха-ха. Или совсем копеечная.
Второе. Я на самом деле приносил людям пользу, облегчал их жизнь. Вот, например, в ФМС есть два окна: получить загранпаспорт общим порядком или за 12 000. В первом окне намаешься: то анкету не так заполнил, то фото не подходит, и месяц ждать. А во втором — тебя быстро обслужат. Вот я и был таким «вторым окном». Если у человека есть лишние деньги и нет лишнего времени — отчего бы не взять на себя часть его забот?
Третье. О да, конечно, я мог бы найти честную работу. Но у меня жена, которая любила поздно вставать и читать английские книжки в постели. Да и сколько она могла заработать, выпускница иняза? У меня старая больная теща-вдова (она всегда, еще сорока лет, была старая и больная, всегда «полеживала», ей всегда нужны были самые лучшие врачи). У меня талантливый сын и красивая дочь. Я обязан был отправить сына учиться за границу и красиво одевать дочь. Разве они хуже других?
Четвертое. У нас в конторе берут все… Ах, да, я уже об этом думал. Нет, нет, тут вот какая тонкость. Берут все: секретарши — конфетами и духами, референты — коньяком, большое начальство — пакетами акций. Я, конечно, брал не конфетами. Но ведь и с нашим начальством меня не сравнить. Что я такого нажил? Что я, миллионер? Разве что рублевый, да и то не очень «мульти».
Я просто мелкий комар, который в туче других комаров вьется и зудит над какой-то жирной тушей. Вился и зудел, точнее говоря, потому что эта туша вдруг махнула хвостом и прихлопнула меня. Несправедливо? Какое глупое слово…
И еще он вспоминает, как его выводили с допроса и везли в изолятор.
Он вспоминает голые весенние ветки на бульваре и думает: «Когда я еще раз увижу деревья и небо?»
тема судьбы
По поводу люка в газонной траве
О чем думает сын человека, которого внезапно арестовали за взятки?
Он вдруг вспоминает, как много-много лет назад он шел по бульвару с мамой — и вдруг захотел пойти по газону. Вырвал руку и побежал. И провалился в открытый люк. Перелом ноги, руки и челюсти. Вся семья на каникулы осталась в Москве, хотя уже куплены были билеты в Анапу.
Папа потом спрашивал его: «Зачем ты туда побежал? Нет, я не ругаюсь, я очень тебе сочувствую, но ты все-таки скажи — зачем?»
Вот и он теперь повторяет в уме — папа, зачем?
Особенно после разговора с девушкой. Практически с невестой. Он сам ей позвонил, как ни в чем не бывало:
«Давай встретимся?»
«Давай, конечно. Только не у тебя. И не у меня. Где? Ну, давай так — метро “Спортивная”, выход из заднего вагона, ты от центра едешь? Буду ждать прямо у выхода, на улице. Там найдем кафе какое-нибудь. Нет, нет, в центре не надо. И на “Фрунзенской” тоже не надо, там толпа народу. Да, конечно, без машины гораздо удобнее», — она говорила очень бодро и даже деловито.
«Я перезвоню через пять минут, ладно?» — сказал он.
«Ладно, жду» — сказала она. Ему показалось, что она искусственно улыбнулась.
Все понятно.
Наверное, это будет последнее свидание.
Какая пошлость, боже мой. Но как быстро! Как будто кнопку нажали.
Как говорил папа: нельзя жить в обществе и быть свободным от общества, как говорил Ульянов-Ленин…
Кто говорил, папа или Ленин?
Уже полчаса прошло, а он все стоит и смотрит в окно. А она ждет, когда он ей перезвонит. Он вдруг испугался — позвонит, а ее нет. Абонент недоступен.
Но нет, она сразу ответила:
«Ну, что? Договорились? Значит, метро “Спортивная”?» — бедняжка, как она старается говорить как ни в чем не бывало.
«Погоди. А ты уверена, что ты хочешь сегодня встретиться? Или… или все-таки не очень хочешь?»
«Это должно быть твое решение», — вдруг очень серьезно сказала она.
Ага. То есть он сам должен решать, имеет ли он право компрометировать девушку. Он, сын человека, арест которого уже второй день торчит в топе «Яндекса». Не говоря о ЖЖ и «Фейсбуке». С отвратительными, но, увы, справедливыми комментариями.
Однако встретиться все-таки надо. Типа как бы точки над «ё».
«Давай, назначай время», — сказал он.
Он ехал в метро и представлял себе, как они встретятся и она поначалу будет делать вид, что ничего не случилось, болтать о всякой ерунде.
Они поцелуются, потом пойдут искать кафе, найдут, сядут у окна, закажут кофе, она долго будет размышлять, съесть пирожное или все-таки воздержаться от сладкого-жирного (она была очень стройная, но это ей нелегко давалось, и она все время шутила по этому поводу, безо всяких комплексов, и ему это очень нравилось). И он тоже будет делать вид, что ничего не случилось.
Ему будет трудно начать разговор. В смысле, серьезный разговор.
А может быть, не надо никаких серьезных разговоров? Может быть, на самом деле ничего не случилось? То есть, конечно, очень даже случилось в его семье — но в их отношениях все осталось по-прежнему, и нечего устраивать психологический театр. Да, папу арестовали по некрасивому делу, да, да, да — но он ведь не папа? И вообще не тридцать седьмой год.
