Анатолий вместе со своими товарищами двигается с ними. Все спускаются в вестибюль. Ждут чего-то.
Минут через пятнадцать сюда же подходит и генерал Руцкой в сопровождении полковника Проценко из спецназа.
Все и с той и с другой стороны здесь свои. Все друг друга знают.
Наверное, поэтому вышедший вице-президент каждую минуту с надеждой спрашивает окружавших сопровождавших:
– Вы в турецкое посольство нас отвезете? Вы везете нас в турецкое посольство?
Да, это уже совсем не тот Руцкой, который вызывал самолеты.
В эти роковые секунды в вестибюль заскакивает начальник охраны президента. Лицо злое, жесткое, ненавидящее.
Плотная человеческая масса в вестибюле стоит тихо, не шевелясь. Лица у всех какие-то посеревшие, глаза направлены вниз. Страх их понятен. Вдруг это западня?
Коржаков подходит к толпе и командует жестко:
– Хасбулатов, Руцкой – на выход!
В ответ ему – молчание и тишина.
Проходит несколько секунд. Толпа расступается. И выпускает из своих недр двоих. Хасбулатов, истощенный борьбой, с необычайно бледно-болотным цветом лица. Руцкой, подавленный, но не утративший офицерской выправки.
– И этого заберите, – указывает Коржаков на упершегося в него ненавидящим взглядом из-под берета Макашова.
Подождали несколько минут вещи.
Руцкой и Хасбулатов наконец двигаются по коридору, созданному бойцами спецназа, к автобусу со шторками, подогнанному к самому входу в Белый дом.
Капитан Казаков, стоящий в этом оцеплении, молча кидает последний взгляд на парламент. И неожиданно, словно прозрев, видит, что нижняя часть здания вовсе не белая, а облицована красным, играющим всеми оттенками в закатных лучах осеннего солнца мрамором: «Будто знали, что здесь будет», – отстраненно думает капитан о строителях этого дома.
