– Стой! – поднимает палец вверх. – Тихо стоим. Он ранен. Может накинуться. Вылететь из кустов. Вы зарядите ружья-то! А то будете отмахиваться прикладами… А он злющий… Выскочит на тебя – загрызет!
«Как будто на тебя не кинется! Откуда такая уверенность?» – думает Дубравин.
Идут дальше. Кровавых пятен становится все больше. Целая дорожка.
– Да, вот он! – слышится впереди голос Володьки. – Здесь в кустах лег. Готов. И добивать не надо.
Подошедшие охотники видят распростертое тело зверя с вытянутыми передними и задними ногами.
– Матерый! – уважительно тыкает железным стволом в торчащий из пасти острый костяной клык Шекунов. – Но не вожак! Второй, похоже, был…
– Килограммов сто восемьдесят, – замечает Озеров.
Постояли, унимая нервную дрожь в руках и коленках.
– Ну давай, берем его за ноги и тащим к дороге, – командует Володька.
Дубравин и Озеров хватают кабанчика за передние ноги и тащат по лесу, поближе к дороге. Вытащили.
Бросили. Володька осматривает тушу на предмет попадания.
– Похоже, в него попал пулей «полевой» Виктор Федорович. Вот входное отверстие. В живот попал! – и он склоняется над грязно-ржавым шерстяным боком, отыскивая следы выстрела. – А вот и выходное. – Володька пальцем отодвигает шерсть, показывает на дырку в толстой кабаньей шкуре.
Где-то вдалеке хлопают выстрелы.
– Это карабин Сергея! – на слух определяет Озеров. – Пытается взять второго, которого вы упустили! Что-то я устал сегодня! Присяду.
Дубравин постоял немного. И тоже присел рядом. Краем глаза он смотрит на Озерова. И только сейчас видит, как он измотан, как осунулось его лицо. Тяжело, ходуном ходят тощие с ребрами бока.
«Достаются ему эти погони! – с жалостью и любовью думает он о друге. – Попробуй поносись вот так по лесам!»
Где-то через час приезжает машина. Пока грузят кабанчика, уже слегка остывший Аксентов рассказывает, как взял второго – того, что ушел от них:
– Он драл вдоль дороги. Я увидел – и за ним! Бегу, на ходу прикладываюсь. Раз, другой, третий! А он, гад, все бежит и бежит! Вижу, что попадаю. Но куда? В зад. После очередного заряда он дернул ногой. И как подкошенный упал…
– Ну, вот тебе и отрежем эту ногу, нашпигованную свинцом! – ржет Митрич в белую бороду. – Мотри, зубы не переломай!
Так, перекидываясь прибаутками, доезжают они до места, где остались черный тонированный джип и «буханка».
Здесь прощаются с Шекуновым. Перед тем как ему укатить, выпивают по маленькой. И «неандерталец» значительно произносит вместо тоста:
– Ну вот, ребята! С почином нас! Кооператив заработал! На следующей неделе ждите первых гостей. Приедут мои друзья из Москвы. Не оплошайте!
* * *
Вечером дома у Володьки Надежда подает черное лесное кабанье мясо.
– И как ты его сумела сделать таким мягким? – спрашивает Александр. – Я думал, его не укусишь.
Явно польщенная, она отвечает не сразу. Но с гордостью:
– Я его вымачиваю в специальном растворе. Секрет еще из Кургальдшино привезла.
– Дай мне рецептик! А то мне тоже ногу отрезали. А что с ней делать – ни я, ни Танька не знаем!
– Напишу обязательно!
– Точно не укусишь, – подает голос сам хозяин. И звякает об тарелку круглой восьмимиллиметровой картечиной. – Поздравляю! – обращается он к Сашке. – Ты тоже в него попал!
Все как диковинку разглядывают лежащий на белой фарфоровой тарелке мятый свинцовый шарик.
Весь этот ужин у Дубравина не выходит из головы разговор с Шекуновым о заводском кооперативе и идущей приватизации народного добра: «Все сейчас стремятся ухватить свою долю. Торопятся. Один я, как идиот, вкалываю за двести долларов. И мечтаю черт знает о чем! Надо мне поговорить с ребятами. Они-то являются учредителями, совладельцами агентства «Завтра». Я для этого агентства делаю хренову тучу разных дел. А отдачи никакой!»
– Давайте выпьем за Россию, за нашу историческую Родину! За нашу землю! Отсюда нас уже никто не сможет вытеснить! – произносит очередной неожиданный тост Володька Озеров. И тянется тяжеленьким хрустальным стопариком к нему.
Разговор, как водится, течет об охоте, о приметах. Каких-то не до конца понятных для того же Дубравина вещах.
– Ты понимаешь, – упрямо гнет свое захмелевший и зарозовевший Вовуля. – Если бы леший меня не просветил, не повел правильным путем, не быть бы нам с добычей. А я перед тем, как идти в лес, принес ему жертву. И попросил вывести нас на зверя. Потому что прошлый раз он, чур меня, гад такой, не дал нам добычи…
«Это он всерьез, что ли? Или придуряется?» – не зная, как реагировать на Вовулины слова, думает Александр. Но чем больше он вслушивается в его монолог, тем больше всерьез верит во всю эту чертовщину. А дальнейший разговор показывает, что Озеров знает, кроме лешего, еще множество загадочных персонажей, на которые то и дело ссылается.
– Корову хотим завести! – рассказывает о своих делах Надежда. – Молоко из магазина стало невозможно пить!
А Вовуля поддакивает:
– Да, да! Только надо спросить у Волоса. Волос, он покровительствует животным домашним.
– Н-е-ет! – замечает, отрезая еще кусочек ноги гостю, жена. – Это дело домового.
– Домовому это неподвластно! Каждый отвечает за свой участок, – пьяно упирается хозяин. – Берегини, например, отвечают за свое…
И Дубравин, наконец, соображает, что жизнь в лесу, привычка наблюдать за его обитателями в какой-то момент привела Озерова к попытке понять, объяснить, увидеть по-новому мир, в котором он живет.
И тут на помощь ему пришла деревня. Здесь еще много чего осталось: оборотни, домовые, лешие, колдуны. Такая колдунья и просветила его, подтолкнула.
Выросла у Вовки на руке большая бородавка. А бабушка божий одуванчик обвязала эту штуку ниточкой. Завязала узелком. Да и пошептала над нею. А когда взяла денежку, сказала:
– Поноси, милый, с недельку этот узелок!
Он неделю поносил. А эта штуковина возьми да и отсохни! И отпала сама собою. Осталось на руке только белое пятнышко.
Стал Вовуля захаживать к старушке. Поговорить, побеседовать со столетней подружкой о том о сем. Узнал он от нее много нового о Перуне, о Хорсе, о навьях и русалках…
И стал с тех пор Вовуля верить в чур, как в детстве. И в случае необходимости оберегаться повторял присказку:
– Чур меня! Чур меня!
И надеется он теперь не на советскую власть, не на демократию, а на Перуна, Даждьбога, Мокошь, Волоса, Сварога…
V
Коробка была большая и красивая. Ее принес кучерявый мальчик в спецовке, приехавший на фургончике с рекламой на кузове в виде надкушенного яблока.
