«Но ноги-то унесли, – утешает он себя, – кости-то целы. А мясо нарастет!»
Вот как раз про мясо-то она и говорила. Особо не на что им было разгуляться. Его зарплата в молодежной газете невелика. Гонорары мизерные. Их уже трое. Намечается четвертый.
При таком раскладе Татьяна вряд ли найдет себе работу по специальности. Конечно, помогают натуральным продуктом с огорода подмосковные родственники. Но ничто не вечно под луною.
С такими невеселыми мыслями господин Дубравин (как-никак новые веяния, все господами становятся) ждет на остановке своего благодетеля. И не зря. Утренний февральский мороз еще не успевает добраться через подштанники до костей, а он уже сидит в салоне видавшего виды маленького БМВ.
Протасов все такой же едкий, угловатый, колючий мужик сегодня настроен на редкость благодушно. Его костистое, в квадратных очках лицо не ходит желваками, а в скрипучем голосе в общем-то слышны человеческие сочуствующие нотки.
Ехать до центра далеко. Поэтому приходится разговаривать. О том о сем. Дубравин рассказывает про свои дела. Про собкоров. Что за люди. Какие у них есть таланты. Проблемы. Кто пьет. Кто пашет.
– Вот она! – вспоминая Людмилу Прокофьеву, говорит Дубравин. – Натуральная Лиса Патрикеевна. Ну так исхитрится, вотрется в доверие, что любая ее заметка идет на ура!
– Да, Людка, она такая. Умеет себя продать. Она нам в прошлом году помогала. Ну, когда привозили иностранцев. Ее в городе все знают. Билеты в оперу достала. Гостиницу самую лучшую выбила.
Дубравин тоже помнит прошлую эпопею. Дело в том, что свобода приходит нагая. И чтобы как-то улучшить финансовое состояние трудящихся-журналистов, в молодежной газете организовали некий кооператив, назвав его мудрено и одновременно современно – центр социально-экономических инициатив. И центр этот чем только не занимался. Когда Дубравин был еще собственным корреспондентом, то тоже помогал этому самому кооперативу в его работе.
Первая их идея заключалась вот в чем. Как только упал «железный занавес», в страну ринулись иностранные корреспонденты. Ну а так как для них Союз был «терра инкогнита» – неведомая земля, то они абсолютно не знали языка, наших порядков, нашего быта, наших людей. Кто-то должен был устраивать их в гостиницы, знакомить с нужными человечками, покупать билеты, короче, сопровождать и обеспечивать их выживание в суровых реалиях позднего дефицитного советского времени.
Японцы ехали с Дальнего Востока до Москвы. И Дубравину тоже довелось поучаствовать в их «анабасисе».
Прибывшие в столицу Казахстана самураи впечатлили его своими огромными объективами фотоаппаратов и не менее огромными чемоданами, полными разного скарба, необходимого для выживания во враждебной среде.
С его помощью их «Симбуны» и «Асахи» получили нужные репортажи, а собкору Дубравину за такую выдающуюся деятельность центр инициатив отстегнул аж двести полноценных американских рублей, именуемых в просторечии «баксами», «капустой» или «зеленью». Деньги по тем нищим временам вполне серьезные и очень даже востребованные в разного рода закрытых магазинах типа «Березка».
Этот самый кооперативный поход «за зипунами» возглавлял как раз Володя Протасов. Судьба его была, с одной стороны, типична, а с другой – поучительна.
Был он родом из бедной офицерской семьи, которая кочевала вслед за отцом-воякой по просторам нашей великой страны. Может быть, это и подвигло молодого Володю поступить на учебу во Владивостоке. А потом уехать описывать трудовые подвиги строителей Байкало-Амурской магистрали. Во всяком случае, он любил эти края. И даже теперь, осев в столице, продолжал грезить сплавами по северным и дальневосточным рекам.
Приземлившись на шестом этаже, он тут же стал подтягивать к себе друзей-приятелей из отдаленных провинций империи. Так что сейчас эта группа, называющая себя «забайкальской корневой системой», была очень даже внушительной и дееспособной. Протасов не ладил со столичными снобами, набранными в редакцию по протекции. А вот с такими провинциалами, как Дубравин, сходился, несмотря на свой вспыльчивый и неуравновешенный нрав, достаточно просто. Но так же просто он и расставался с людьми. И никто не мог точно знать, что он выкинет завтра.
Человек сложный и противоречивый, Протасов был идеальным лидером для зарождающегося слоя коммерсантов от журналистики, так как остро чувствовал потребности времени.
Сейчас, во время утренних поездок на работу, он привычно прикидывал, чем может быть полезен ему заведующий корреспондентской сетью газеты.
– А как там Васька Пилюгин? – спрашивает он Дубравина о судьбе «сибирского медведя». – Охотиться-то ходит или уже только «сосет из бутылочки»?
– Да нет. Еще работает. Не залег в берлогу, как другие, – отвечает польщенный интересом начальства Дубравин. И начинает пространно рассказывать Протасову о делах своего большого хозяйства.
Так и едут: ля-ля, ля-ля – тополя!
Но сегодня разговор повернулся серьезно.
Протасову жизнь подкинула интересную идею: как денег заработать! Некто Мурдаков прислал коммерческое предложение из Челябинска. Суть его проста. Дело в том, что по всей империи, в разных городах выходит одна и та же московская телепрограмма. А ведь она, например в Сибири, не нужна. И время там другое. И телевидение. Получается, что драгоценное газетное место расходуется впустую. И Мурдаков предлагает московскую телепрограмму снимать с полосы. А местную ставить. Ну а так как местная вдвое меньше московской, свободную полосу забивать рекламой. Которая и будет окупать всю эту простую операцию.
– Вот бы твоих собкоров подключить к этому, – паркуя автомобиль на пустынной улице возле издательства, говорит директор. – И им бы польза была. И газете! До завтра!
– Счастливо! – отвечает Дубравин.
И каждый из них устремляется к своему подъезду.
* * *
Работы полно. Скоро собкоровский семинар. Всех надо разместить. Чем-то порадовать. С кем-то свести на этаже, чтобы помогали проталкивать «заметки» на полосу.
Так что Дубравин, едва поздоровался с девчонками-референтами, сразу погрузился в текучку по уши. Незаметная конторская работа. И тут у него две незаменимые помощницы из числа интеллигентных московских девушек неопределенного возраста. Валя и Тамара. Они-то в основном и возятся с великовозрастными детками – собственными корреспондентами. Каждая на своем месте не один десяток лет. Всех знают. У кого что болит. Кто бездарен. Кто талантлив. Кто труженик. Кто лентяй. Опекают по-матерински творческий народ.
А Дубравин в это время творит «нетленку». Ему уже надоело разоблачать. Не интересуют его больше и истории о том, как вождь мирового пролетариата Владимир Ленин в ссылке убивал прикладом продрогших и промокших во время наводнения зайчишек. Мыслит он сегодня, понимаешь, о высоком. Большими словами описывает будущую райскую свободную жизнь.
Вот на прошлой неделе он, как местный нострадамус, наваял статью об автомобилизации России.
