Нестерпимо разболелся живот. «Как не вовремя!» — машинально подумал лейтенант, ловя на мушку чуть поднявшегося, чтобы перебежать, моджахеда в накидке и широченных штанах…
* * *
…Они просили у Бога чуда. И оно свершилось. В горах темнота наступает мгновенно. Она их и спасла. Уже в темноте, в полной, кромешной тьме они сбились в кучку. Нашли убитого наповал разведчика. Подобрали двух раненых. И каким-то чудом выскользнули из засады.
Шли всю ночь. Полуживые, утром вышли к основным силам. Там, оказывается, вчера тоже был бой.
Духи остановили батальонную колонну классическим способом. Подбили из гранатомета передний БТР. Но «разгрызть» большую, хорошо вооруженную, с двумя зенитными установками на грузовиках колонну не смогли. И с темнотой ушли.
Уже в гарнизоне они узнали правду. Весь их поход был отвлекающим маневром.
А разведчиков спасли. Прилетели ребята на вертушках. Сели рядом с пещерами. И вытащили их оттуда.
* * *
Анатолий безуспешно пытался отчистить от бурых пятен крови раненого товарища свой бушлат. И мучительно вспоминал прошедшее. До этого дня он даже как-то не задумывался о том, что они делают здесь. Зачем они тут? Приказ есть приказ! Сказано — ехать в Афган! Они и приехали. Так Родине надо.
Теперь, после смерти Симоненко, он не мог уже отмахнуться от неприятных ненужных мыслей: «Что мы тут ищем? В этой чужой стране. Ведь они здесь живут какой-то своей непонятной нам жизнью. Зачем им коммунизм? Или социализм? Живут они в средневековье. А мы пытаемся тащить их за уши неизвестно куда. При этом они отчаянно сопротивляются. И наверное, они и правы по-своему. Кто мы в их глазах? Оккупанты? Враги! Так это черт знает что.
А что, если бы в нашу страну пришли они? И стали бы устанавливать свои порядки? Понравилось бы нам в Союзе это?
А как же интернациональный долг? Так, кажется, нас учили… И кому все это нужно? Вообще, какая-то путаница в голове. Мы чувствовали себя героями. Идем спасать товарищей. А на самом деле нас использовали как подсадных уток. В большой игре. Но это оказалась совсем не та игра. И лежит сейчас Витька — молодой, красивый парень — с разбитой головою в соседней палатке… И кто в этом виноват? Кто? Капитан? Майор?… Они тоже пешки. Так кто же этот бездушный, кто нас сюда пригнал? И убивает. Кто?»
* * *
Через пару дней в гарнизон пожаловало высокое начальство. Разбирать итоги операции. «Награждать провинившихся», «наказывать отличившихся». Глядя на свеженьких, чистеньких, в новом полевом обмундировании инспекторов, приехавших невесть откуда, может, даже из Москвы, он чувствовал к ним какую-то непонятную, невесть откуда взявшуюся враждебность, которую обычно чувствуют армейцы к штабным, никогда не нюхавшим пороха. И когда лощеный, пахнущий лосьоном большезвездный полковник, заметив в строю его покрытый на спине бурыми пятнами крови бушлат, стал по армейской привычке распекать его перед строем, не стесняясь в выражениях:
— Распустились тут, на покое! Ходите хрен знает в чем! Обросли грязью. Коростой!..
Тут лейтенант Казаков не выдержал и сорвался. Он почти не помнил, что кричал в лицо оторопевшему и испугавшемуся полковнику, хватая того за грудки. Что-то вроде того:
— Разжиревшие тыловые крысы! Вас там не было…
Ну и всякое такое прочее. До тех пор, пока его не оттащил Алексей Пономарев и не увели в палатку товарищи.
Сорвался парень. Наскандалил. Напишут теперь на него рапорт. А это не есть хорошо. Более того — хреново.
IX
Возвращается как-то Александр Дубравин из командировки к себе домой. Выскакивает из машины. И в подъезде через две ступеньки несется вверх по лестнице. А на площадке перед его дверью сидит какой-то молодой, но уже раздобревший, круглолицый, усатый аульный казах. Глянул на него Дубравин и ахнул:
— Амантай? Дружище? Это ты, что ли? Сверкнула из-под черных усов белозубая улыбка.
Расплылись круглые щеки, заблестели хитрые щелочки глаз. Ну настоящий Алдар-Косе. Только более добрый, чем в историях о хитром обманщике. Амантай Тамнин-баев — его старый армейский товарищ. Чистая, детская душа.
— Да как же ты тут оказался? Какими ветрами? — Дубравин искренне обрадовался. Они обнялись по-братски, хлопая друг друга по спинам.
— Ну, заходи ко мне. Проходи сюда! Это мой кабинет. Тут я работаю! Садись сюда. На диван.
Так хлопотал он вокруг своего бывшего бойца, попутно вспоминая свою армейскую, давно канувшую в Лету жизнь. Одно слово — нахлынуло.
Татьяны дома не было. Поехала к матери. Пришлось самому.
Поставил чай. Нарубил колбасы. Достал заветную бутылочку. Пригласил товарища к холостяцкому дастар-хану. Тут Амантай тоже достал аульные лакомства, что привез в подарок: курт, чужук, жая, корты — все яства тут же оприходованы и выставлены закускою на стол.
Присели. Александр произнес по такому случаю приличествующий тост:
— Давай, Амантай-бала, выпьем за наших друзей, за наш комендантский взвод, за нашу солдатскую юность, прошедшую в кирзачах. Лучшего времени я не помню!
Звякнули гранеными стаканами. Крякнули. И потекла по жилам благодать. Так, слово за слово, и разговорились о деле, которое привело Тамнинбаева в столицу. И дело это было не совсем обычное. Но обо всем по порядку.
В общем, вернулся Амантай из армии в родной Баканас. И пошел работать в совхоз. А совхоз «Рассвет» — хозяйство не простое, верблюдоводческое. В полупустынной степи там и здесь за десятки километров друг от друга раскинулись фермы. Верблюды в загоне, пара посеревших от непогоды и ветров юрт, мотоцикл, грузовая машина, отара овечек — вот все нехитрое хозяйство молодого табунщика. Но Амантаю нравилась его работа. Тем более что по приходу из армии он женился. Взял молодую кызымку из соседнего аула. Баба ему попалась крепкая, смуглая, грудастая. Электричества в степи на стойбище не было. Делать по вечерам нечего. И принялся Амантай без особых затей строгать детей. Так что к моменту их встречи у него было уже трое по лавкам. И все бы ничего. Если бы не одно «но».
Как-то темной ночью пропал у молодого табунщика косяк двугорбых верблюдов.
Потеря немалая. Аж восемь голов. Кинулись искать. Все его семейство, включавшее немалое количество родственников, уселось на лошадок и рассыпалось по степи. Верблюд не иголка. А полупустыня не стог сена. Нашлись следы. В загоне у соседа. Ну, естественно, побежали в милицию. Подали заявление. И все пошло своим чередом. Докатились до суда. Но советский суд самый гуманный и неподкупный в мире. В момент, когда дело шло к приговору, поднялся адвокат соседа. Достал из серой папочки фотографию. И показал ее всем со словами:
— Разве может человек, сфотографированный рядом с товарищем Кунаевым, быть преступником?
