Домик, в котором ночевал перед полетом Гагарин. Стартовая площадка для ракет.
Солидные каменные городские урны. Не поднять. Не перевернуть. Поэтому их сделали без дна. Мусор собирают прямо с асфальта.
Да, действительно чертовски находчив наш народ.
И вечный дефицит. Даже здесь, в космической гавани и колыбели: народ, стоящий в суровой очереди… за пуговицами. Индийский чай — по талонам. Космическая гостиница — с гигантскими мутантами-комарами.
Все как везде. И дураки. Дураки! Дураки! У власти.
Ликвидация ракет средней и малой дальности. Обвязали взрывчаткой. И… Ба-бах! Улетел в небо, фейерверком рассыпался труд миллионов людей. «А американцы-то свои разбирают. Ведь там столько цветных металлов, золота…»
Насмотрелся он. Написался. Нажил себе славы, врагов и «геморрой».
Но странно. Большая интересная работа так и не смогла вытеснить из его жизни Галинку. Вроде все! Забыто. Похоронено в тайнах памяти. И только ночью. В цветных снах. Когда он не мог контролировать себя, приходила она. Часто с другим лицом. В другом обличье. Но он узнавал ее по каким-то никому неведомым тайным знакам, а главное, по всеохватывающему, всеобъемлещему, щемящему чувству любви и радости. Но это были грезы. А реальная жизнь все подкидывала и подкидывала новые сюжеты.
V
Сколько всего случилось в его жизни за это время. А здесь будто бы ничего не изменилось. Тишина и покой в этом парке густом.
Дорога идет зеленым лесом. Петляет туда-сюда. Поворот за поворотом. А потом выскакивает на простор, на поляны, на поле, засеянное густо ненатурально зеленым овсом и еще какими-то злаками. Для подкормки зверья.
Опять лесок. И капот машины упирается в металлические зеленые решетчатые ворота. Если их открыть, то прямо по уже асфальтированной аллее попадаешь на кордон.
Дежавю.
Александр Дубравин вышел из машины. И пошел прямиком к дому лесника. Его шаги учуял лохматый пес. Выскочил перед калиткой. Залаял предупреждающе. Дубравин остановился, ожидая, пока на лай выйдет кто-нибудь из хозяев.
Через минуту заскрипела входная дверь. И на крыльце показалась знакомая поджарая фигура в зеленом, с засученными рукавами кителе лесной охраны. Вовуля Озеров. Радостно кинулись друг к другу. Объятия. Похлопывания по спинам.
— Не ожидал! Не ожидал! — растерянно улыбается сквозь веснушки лопоухий Вовуля. — Какими судьбами?
— Да вот решил к тебе заехать по пути! — ответил Александр. И соврал. Потому что ехал он сюда не по пути. А специально. Целенаправленно. Узнать новости о Галинке Озеровой. — А у тебя, я смотрю, ничего не меняется?!
— Как не меняется? Смотри! — И Володька показывает ему на вышедшую в халате на крыльцо Татьяну с каким-то белым свертком в руках. Они подходят. Откинув одеялко, она показывает ему маленькое, чмокающее соску голубоглазое чудо. Ребенок таращит на Дубравина глазенки и неожиданно улыбается беззубым ртом.
— Мда! — Опешенный Шурка, неловко сгибаясь, берет тяжеленный перевязанный сверток в руки и трясет. — Дочка, что ли? — растерянно спрашивает он.
— Ну да! — отвечает за жену Вовуля.
— Е-мое! — только и может пробормотать Дубравин…
* * *
…В этот раз Вовуля Озеров с гордостью селит друга в гостевом доме. Чтобы ребенок не мешал спать. Да и гость не стеснял хозяев. Селит. И рассказывает. Чтоб чувствовал. Не абы куда попал. А туда, где гостевали сами члены Политбюро.
— Здесь прихожая! — Открывает створчатые двери. Дубравин ахает и пятится. Прямо на него смотрит здоровенный клыкастый кабан.
Вовуля смеется, довольный произведенным эффектом:
— Это чучело! А как сделано! А?
Дубравин приглядывается в полутьме. Серая шерсть дыбится. Клыки оскалены. Ну прямо как живой.
Тут же, в прихожей, висят гигантские рога. Наверное, сброшенные лосякой. Черные, страшные, с острыми, как шипы, отростками.
Еще дверь. Гостиная. Обита старым деревом. В центре у стены, выложенный фигурным, каким-то рыжим специальным кирпичом, камин с кованой черной решеткой внутри. На камине разные безделушки, фигурки из фарфора. Напротив на стене картина. Схватка с медведем. Рукопашная. Старинные охотники с рогатиной прут на гигантского медведя в зимнем лесу. Лают собаки. Летит в стороны белый с кровью снег. Дым коромыслом.
В парадном углу — портрет самого хозяина республики. Димаш Ахмедовича. В полном охотничьем параде. С ружьем и патронташем на поясе.
— Чего не снимаете-то? — спрашивает с усмешкой Дубравин. — Теперь другие наверху. Банкуют!
— А нам-то что? Мы далеко. Сами по себе. Живем натуральным хозяйством. Скажут — снимем, — объясняя свою аполитичность, отвечает Озеров.
А Дубравин уже разглядывает большой деревянный буфет с полным набором посуды. Потом подходит к широченному окну.
«Все по фэн-шуй!» Из окна сверху видна тихая прозрачная речка с косами водорослей, мотающимися по течению. Ближе к берегу — кувшинки. Белые цветы — лилии.
Пошли по извилистому коридору. Смотреть спальни. Все наготове. Кровати застелены. Подушки разложены по цветастеньким покрывалам. Кинули вещи на тумбочку. «Здесь будешь спать».
Заговорщицки подмигнув, Вовуля показал ему идущую прямо из прихожей вниз в подвал скрипучую лестницу с перилами. Спустились в могильный холод подполья. Слева полностью оборудованная кухня. Газовая плита. Буфет. Холодильник. Нагреватель горячей воды.
Прямо еще одна дверь. Озеров толкает ее. Включает свет. Большой зал. В центре здоровенный зеленый стол для русского бильярда. Предмет роскоши и гордости хозяев.
«Не хило живут члены Политбюро!» — невольно думает Дубравин, щупая ладонью плотное зеленое сукно бильярдного стола.
Разместились. Попили чаю. Решили побродить по местности, пока варится обед, он же ужин, а заодно и завтрак, так как Дубравин еще ничего не ел с утра.
Надели большие болотные сапоги, зеленые штормовки с капюшонами. Подпоясались патронташами. В руках двуствольные ружья.
Побрели по местам боевой славы членов Политбюро.
Прошли по едва заметной тропе к удобным вышкам, с которых именитые старцы стреляли приходящих кормиться кабанчиков. Добрались до стационарных шалашиков, из которых «гости» выслеживали водоплавающую живность.
По пути Вовуля взахлеб рассказывал о жизни Кургальджинского заповедника. Нет, не о жизни людей. О жизни зверей.
— Вот тут семейство кабанов корни копало, — показывает он стволом на взрытый, перевороченный дерн. — Чем больше я за ними наблюдаю, тем больше удивляюсь! До чего похожи на людей. Такие же, как мы. И среди них есть разные характеры. И порядки у них похожие. Такие же семьи. Со своими ссорами, любовями… Такое же доминирование крупных, сильных, а главное, умных особей. Один к одному.
