– Это определенная фаза развития, – сказала она Алексу после того, как призналась, что ездила к сыну. – Ему хочется побыть независимым.
– Да пусть хоть подавится своей независимостью!
Кент не сообщил ей своего адреса, но это оказалось неважно, поскольку в ее следующий приезд выяснилось, что он уже уехал из Торонто. Салли пришла в замешательство, ей показалось, что сотрудник магазина, сообщивший новость, ехидно усмехнулся, – и не спросила, куда отправился Кент. Должен же он прислать весточку, как только устроится на новом месте.
Кент прислал весточку, но только три года спустя. Письмо пришло из городка Нидлз в Калифорнии, но Кент писал, что искать его там не надо: он перелетает с места на место. Как Бланш
{34}, – добавил он, и Алекс спросил:
– Какая еще, к черту, Бланш?
– Не важно. Это он шутит, – сказала Салли.
Кент не писал ни о том, где работает, ни о том, где жил все это время, ни о своих связях с какими-либо людьми. Не извинялся за то, что держал их столько лет в неведении, и не спрашивал, как поживают родители или как дела у брата и сестры. Зато он исписал несколько страниц рассуждениями о жизни. Но не о практической ее стороне, а о том, как следует жить и как он уже сейчас живет.
«Мне кажется смешным, – писал он, – что люди почему-то должны заключать себя в костюмы. Я использую это слово в переносном смысле – костюм инженера, или врача, или геолога. А потом он прирастает к коже, этот костюм, и оказывается, что его не снять. У нас есть столько возможностей открыть для себя мир – и внешний, и внутренний – и жить так, чтобы испытать все: и духовное, и физическое, все самое прекрасное и самое ужасное, что только доступно человечеству, и боль, и радость, и смятение. Вам, наверное, кажется, что я слишком пышно выражаюсь, но я, знаете ли, научился избавляться от всякой умственной гордыни…»
– Он наркоман, – сказал Алекс. – К гадалке не ходи. Испортил себе мозги наркотой.
Потом, глубокой ночью, он вдруг произнес:
– Секс.
Салли лежала рядом с ним и не спала.
– Что секс?
– Секс – вот что заставляет человека вести ту жизнь, которая не нравится Кенту. Надо занять определенное положение, чтобы иметь возможность зарабатывать на жизнь. Тогда ты сумеешь оплатить постоянные занятия сексом и их последствия. Он не принимает это во внимание.
– О господи, как романтично! – сказала Салли.
– Когда речь заходит о насущных потребностях, романтизму места не остается. Но он ненормальный – вот и все, что я хочу сказать.
Дальше в этом письме – или в этом бреде буйнопомешанного, как выразился Алекс, – Кент заявлял, что он счастливее многих людей, потому что побывал, как говорится, на волосок от смерти, и тогда в нем многое изменилось, и он благодарит отца, который вытащил его обратно на этот свет, а также мать, которая с любовью его приняла.
«Возможно, я тогда родился заново».
– Ну спасибо, – проворчал Алекс. – Я отказываюсь от чести быть его родителем повторно.
– Оставь, – попросила Салли. – Ты же так не думаешь.
– Я сам не знаю, думаю или нет.
Это письмо, где перед подписью стояли слова «С любовью», оказалось последним.
Питер стал врачом, Саванна – юристом.
Салли, неожиданно для самой себя, увлеклась геологией. Однажды, в доверительном настроении после секса, она рассказала Алексу про острова – но не захотела высказать вслух предположение, что Кент живет теперь на одном из них. Салли сказала, что уже забыла многие подробности и надо бы поискать все эти места в энциклопедии, откуда она изначально про них и узнала. Алекс ответил, что теперь все можно найти в Интернете. Да нет, вряд ли, засомневалась она, про них же почти никто не знает. Тогда он вытащил ее из кровати и повел вниз. И вскоре она уже смотрела на фотографии острова Тристан-да-Кунья, зеленой тарелки в Южной Атлантике, и читала информацию о нем. Салли была в шоке и даже отвернулась. Алекс спросил, в чем дело.
– Не знаю. У меня такое чувство, будто я его потеряла.
Он сказал, что все это не дело. Ей нужно чем-нибудь заняться всерьез. Сам Алекс только что вышел на пенсию и собирался теперь написать книгу. Нужен помощник или помощница, а пригласить кого-нибудь из аспирантов уже нельзя, поскольку он больше не преподает. (Салли не знала, верить ему или нет.) Она сказала, что ничего не понимает в скалах, а Алекс ответил: ничего, твоя главная задача – фотографироваться рядом с ними, для масштаба.
Так она стала маленькой фигуркой, одетой в черную или, наоборот, в яркую одежду, контрастирующую с полосами силурских или девонских пород. Или с гнейсом, который сформировался в результате интенсивного сжатия и был изогнут и деформирован столкновением Американской и Тихоокеанской плит в те времена, когда возник нынешний континент. Постепенно новые знания научили ее видеть то, чего она не видела раньше. Стояла на пустой улице в пригороде и осознавала, что глубоко под ногами находится кратер, наполненный щебнем, который никто никогда не видел и не увидит: когда он возник, еще не было ничьих глаз, а потом он оказался на миллионы лет скрыт напластованиями пород. Алекс с почтением относился к таким вещам, изучая их со всей тщательностью, и она восхищалась им за это. Они с мужем стали очень близки в последние годы его жизни, – тогда она еще не знала, что они последние. А он, может быть, и знал. Алекс лег в больницу на операцию, взяв с собой свои карты и фотографии, и в тот день, когда его должны были выписать, внезапно умер.
Это произошло летом, а осенью в Торонто случился страшный пожар. Салли смотрела об этом репортажи по телевизору. Пожар разгорелся в районе, хорошо ей известном – или, лучше сказать, который она хорошо знала раньше, когда его населяли хиппи, с их картами Таро, бусами и бумажными цветами размером с тыкву. А спустя некоторое время вегетарианские рестораны сменились там дорогими бистро и бутиками. Теперь квартал, построенный еще в девятнадцатом веке, полностью выгорел, и репортер оплакивал его, показывая телезрителям людей, живших в старых квартирах над магазинами: люди спаслись – их вытащили подальше от опасности на улицу, – но лишились крова над головой.
И ни слова о владельцах домов, подумала Салли, которые наверняка вышли сухими из воды и теперь не будут отвечать ни за искрящую электропроводку, ни за тараканов, клопов и прочую заразу, поскольку перепуганные бедняки жаловаться не станут. Ей иногда казалось, что у нее в голове звучит голос Алекса, – именно это сейчас и происходило. Салли выключила телевизор.
Минут через десять зазвонил телефон. Это была Саванна.
– Ма, ты смотришь передачу? Видела?
– Про пожар? Да, смотрела, потом выключила.
– Да нет же. Ты видела… не могу теперь найти… я его видела минут пять назад. Ма, это Кент! Вот теперь не могу найти. Но я видела, это точно!
