Букстехуде! Она сказала это вслух:
– Букстехуде.
– Ну, букву «б» ты угадала правильно, – хохочет Томми, и другие присоединяются к нему.
– Ну-ну, хватит, – останавливает он их, – моя belle mère
[1]
вовсе не глухая. Просто она музыкантша. Ведь этот Букстахуди был музыкантом?
– Букстехуде прошел пешком пятьдесят миль, чтобы послушать, как Бах играет на органе
{11}, – отвечает Джойс с некоторым раздражением. – Да, он был музыкантом.
– Надо же! – качает головой Томми.
Одна из девушек встает и выходит из круга.
– Эй, Кристи! – зовет ее Томми. – Кристи! Ты что, больше не играешь?
– Я сейчас вернусь. Только покурю в кустах, а то ведь тут нельзя.
На девушке короткое черное платье с оборками, напоминающее комбинацию или ночную рубашку, и строгий, хотя и декольтированный черный пиджачок. Светлые волосы растрепаны, черты лица какие-то неуловимые, брови не видны. Она не нравится Джойс с первого взгляда. Из тех девиц, думает она, чья главная цель в жизни – мешать людям спокойно жить. Таскается за другими. Джойс решает, что эта девушка обязательно ходит за знакомыми по пятам, является в гости к незнакомым людям и считает себя вправе их презирать. За их веселость (значит, несерьезность) и за их буржуазное гостеприимство (интересно, сейчас кто-нибудь еще использует слово «буржуазный»?).
Никто не запрещает гостям курить где им вздумается. Тут нет этих дурацких наклеек с перечеркнутой сигаретой – нигде, даже в доме. Джойс чувствует, что ее хорошее настроение куда-то испарилось.
– Томми, – говорит она вдруг. – Томми, будь добр, отнеси это покрывало бабушке Фаулер. Ей, должно быть, холодно. А лимонад – миссис Гован. Знаешь ее? Та, что заботится о твоей матери.
В таком напоминании о семейных связях и обязанностях нет ничего оскорбительного.
Томми быстро и грациозно вскакивает на ноги.
– Я загадал Боттичелли, – говорит он, забирая у нее покрывало и бокал.
– Извини. Я не хотела испортить вам игру.
– Да ничего, мы все равно не годимся в нее играть, – говорит парень, которого она знает, Джастин. – Мы не такие образованные, как были вы в свое время.
– Были, да, – отвечает Джойс. Секунду она стоит, словно потерянная, не зная, что дальше делать, куда идти.
Они моют тарелки на кухне. Джойс, Томми и его новый друг Джей. Вечер окончен. Гости разъехались, позади все поцелуи, объятия и восклицания. Кое-кто увез с собой большие тарелки с едой, для которых у Джойс не хватило места в холодильнике. Подсохшие салаты, пирожные с кремом, яйца, печенные в пряностях, – все это теперь выбрасывается. Печеных яиц почти никто и не попробовал. Старомодно. Слишком много холестерина.
– Жаль, столько труда на них ушло! – говорит Джойс, вываливая почти полное блюдо в мусорное ведро. – Наверное, они напомнили гостям церковные ужины.
– Моя бабушка такие делала, – подает голос Джей.
Это первая фраза, которую он адресует Джойс, и она видит, что Томми благодарно улыбается. Она отвечает улыбкой, хотя ее только что приравняли к бабушке.
– Мы их попробовали, нам понравилось, – говорит Томми.
Они с Джеем работают рядом с ней уже не менее получаса: собирают бокалы, тарелки и столовые приборы на веранде, по всему дому и по всей лужайке. Находят их даже в цветочных горшках и под подушками на диванах.
Мальчики – мысленно она называет их мальчиками – заполняют посудомоечную машину гораздо лучше, чем получилось бы у нее самой в ее теперешнем измотанном состоянии. Готовясь мыть бокалы, они наливают в одну раковину горячую воду с мылом, а в другую – холодную для ополаскивания.
– Бокалы тоже можно поставить в машину со следующей загрузкой, – предлагает Джойс, но Томми решительно мотает головой.
– Ты бы ни за что такого не сказала в нормальном состоянии, – говорит он. – У тебя от усталости ум зашел за разум.
Джей моет бокалы, Джойс вытирает их, а Томми расставляет по местам. Он до сих пор помнит, где что должно находиться в этом доме. На улице Мэтт энергично спорит о чем-то с коллегой по кафедре. Судя по всему, он совсем не так пьян, как можно было подумать при расставании с гостями, когда он лез ко всем обниматься и никак не мог распрощаться.
– У меня, наверно, и правда ум зашел за разум, – говорит Джойс. – Хочется перебить все эти бокалы и купить пластмассовые.
– Послевечеринковый синдром, – констатирует Томми. – Это мы проходили.
– А что за девушка в черном платье? – спрашивает Джойс. – Та, что отказалась играть.
– Кристи? Это, должно быть, Кристи. Кристи О'Делл. Жена Джастина, но фамилия у нее не по мужу. Ты же знакома с Джастином.
– Разумеется. Только я не знала, что он женат.
– Ах, боже мой, как они все выросли! – дразнится Томми. – Джастину тридцать лет, – добавляет он. – А ей, наверно, еще больше.
– Точно больше, – подтверждает Джей.
– Она интересная девушка, – говорит Джойс. – А чем занимается?
– Писательница. У нее по жизни все тип-топ.
Джей, склонившийся над раковиной, хмыкает.
– Правда, она не слишком приветливая, держится особняком, – продолжает Томми, обращаясь к Джею. – Правильно я говорю? Ты согласен?
– Думает, что она очень крутая, – внятно произносит Джей.
– Ну, она только что выпустила первую книжку, – говорит Томми. – Забыл, как называется. Название типа «Как сделать то-то и то-то», точно не помню. Когда выпускаешь первую книгу, какое-то время считаешь себя крутым.
Через несколько дней Джойс проходит мимо книжного магазина в Лонгсдейле и видит лицо девушки на рекламном постере. Там же значится ее имя: Кристи О'Делл. Она сфотографирована в черной шляпе и в том самом черном пиджачке, в котором была у них на вечеринке. Пиджак сшит в ателье, строгий, но сверху слишком открытый. Хотя ей там сверху практически нечего показывать. Кристи смотрит прямо в камеру, взгляд хмурый, обиженный, отстраненный и словно бы обвиняющий.
Встречала ли Джойс ее раньше? Ну да, конечно, на вечеринке. Тогда Джойс ни с того ни с сего почувствовала неприязнь, и ей показалось, что она видела это лицо раньше.
Может, ученица? У нее раньше было столько учениц!
Джойс заходит в магазин и покупает книгу. «Как нам жить». Без знака вопроса. Продавщица говорит:
– Приходите сюда с этой книгой в пятницу с двух до четырех, автор вам ее подпишет. Только не срывайте золотую наклеечку – это знак, что вы купили ее у нас.
