– Да, – ответила Лорен на оба вопроса разом, – конечно. Наркотики.
Дельфина отпила из своей чашки, издав булькающий звук.
– Ты понимаешь, что об этом надо помалкивать?
В чашке Лорен плавали комки, но она не хотела размешивать их ложкой, на которой еще оставались следы так называемого сиропа от кашля.
– Приговорили ее условно – хоть какой-то прок от ее положения был, иначе бы она так легко не отделалась. А потом она через одну религиозную общину вышла на врача, который вместе с женой принимал роды и тут же отдавал младенцев на усыновление. Все было шито-крыто, и старались они не задаром, но зато в обход социальной службы. В общем, родила она – и больше своего ребенка не видела. Знала только, что родила девочку.
Лорен оглянулась по сторонам в поисках часов. Их нигде не было видно. Наручные часы Дельфины прятались под рукавом черного свитера.
– Уехала она из тех краев, а потом чего только с ней в жизни не случалось. Про ребенка и не вспоминала. Думала, замуж выйдет, дети пойдут. Но не тут-то было. Может, оно и к лучшему, а то ее всякие обхаживали. Пару операций пришлось сделать, а там уж надеяться было не на что. Соображаешь, что это за операции?
– Аборты, – ответила Лорен. – Сколько сейчас времени?
– Все-то ты знаешь, – сказала Дельфина. – Вот именно, аборты.
Она отдернула рукав и посмотрела на часы:
– Еще пяти нет. Так вот, со временем вспомнила она про свою малютку, задумалась, что с ней стало, и отправилась на поиски. Ей повезло: нашла она тех шаромыжников. Из общины. Пригрозила им слегка, не без этого, зато в итоге кое-что выяснила. Узнала, как звали тех людей, что девочку забрали.
Лорен исхитрилась выбраться из плена кровати. Чуть не запутавшись ногами в одеяле, она поставила чашку на комод.
– Мне надо идти. – Она выглянула в окно. – На улице снег.
– Правда? Что еще нового на улице? Ты разве не хочешь послушать, что дальше было?
Лорен натягивала ботинки, изображая безразличие, чтобы не слишком привлекать к себе внимание Дельфины.
– Вызнала она, что мужчина работает в редакции одного журнала, отправилась туда, его не застала, но ей подсказали, где его искать. Она понятия не имела, как назвали ее девочку, но сумела узнать и это. Если постараться, много чего узнаешь. Ты никак сбежать от меня собралась?
– Мне надо идти. Меня тошнит. У меня простуда.
Лорен попыталась сдернуть куртку с высокого крючка на двери, куда ее повесила Дельфина. Куртка не поддавалась, и у Лорен навернулись слезы.
– Я ведь даже не знаю эту Джойс, – жалобно пробормотала она.
Дельфина опустила ноги на пол, медленно встала с кровати и тоже поставила чашку на комод.
– Если тошнит, лучше полежать. Наверное, ты какао слишком быстро выпила.
– Мне нужна моя куртка.
Дельфина сняла куртку с крючка, но держала ее по-прежнему слишком высоко. Когда Лорен ухватилась за край, Дельфина не разжала рук.
– В чем дело? У кого глаза на мокром месте? Вот уж никогда бы не подумала, что ты плакса. Ладно, держи. Я же просто игралась.
Лорен надела куртку, но не сумела застегнуть молнию. Она засунула руки в карманы.
– Порядок? – спросила Дельфина. – Теперь порядок? Мы друзья?
– Спасибо за какао.
– Иди помедленнее, чтобы живот успокоился.
Дельфина нагнулась к Лорен, но та отпрянула, боясь, как бы свисающие занавесками мягкие пряди седых волос не коснулись ее лица.
Женщинам в возрасте, успевшим поседеть, нечего отращивать длинные волосы.
– Я знаю, что ты умеешь хранить тайны, знаю, что ты никому не расскажешь о наших встречах и разговорах. Чуть позже все сама поймешь. Ты чудесная девочка. Иди ко мне.
Она поцеловала Лорен в макушку.
– И ни о чем не думай.
Крупные снежинки летели вертикально вниз, ложась на землю мягким ковром, на котором следы прохожих оставляли черные дыры, что затягивались на глазах. Автомобили двигались медленно, освещая дорогу приглушенным желтым светом фар. Лорен временами оглядывалась посмотреть, не крадется ли кто-нибудь за ней по пятам. Она почти ничего не видела – снегопад усиливался, стоял полумрак, – но решила, что вряд ли кому-то понадобится ее преследовать.
В желудке было ощущение тяжести и одновременно пустоты. Она подумала, что ей просто следует нормально поесть, и, придя домой, сразу же прошла на кухню, чтобы приготовить порцию хлопьев. Кленового сиропа в доме не осталось, зато нашелся кукурузный. Стоя в уличной одежде и ботинках на холодной кухне, она жевала и смотрела в окно на побелевший двор. От свежего снега на улице стало так светло, что даже горевшая кухонная лампа не мешала разглядеть зимний пейзаж. Лорен видела свое отражение на фоне заснеженной земли, одетых в белые шапки скал и прогнувшихся под снежной тяжестью веток.
Не успела она доесть последнюю ложку, как пришлось бежать в туалет, где ее вырвало только что съеденными хлопьями, сиропной жижей и склизкими шоколадными нитями.
Вернувшись домой, родители застали ее в куртке и ботинках на диване перед телевизором.
Айлин помогла ей раздеться, принесла плед, измерила температуру (жара не было), а потом ощупала ее живот и попросила согнуть правое колено и подтянуть его к груди, чтобы проверить, не вызовет ли это боли в правом боку. Айлин боялась аппендицита, потому что однажды загуляла на несколько дней в гостях и там одна девушка умерла от разрыва аппендикса: все вокруг были под кайфом и не заметили, когда ей стало плохо. Решив, что с аппендиксом у Лорен все в порядке, Айлин отправилась на кухню готовить ужин, а с Лорен остался Гарри.
– Сдается мне, у тебя воспаление хитрости, – сказал он. – Со мной такое бывало. Правда, когда я был маленьким, лекарства от этой болезни еще не изобрели. А знаешь, какое от нее лекарство? Валяться на диване и смотреть телевизор.
На следующее утро Лорен сказала, что ей все еще нехорошо, хотя и покривила душой. Завтракать она отказалась, но, как только Гарри с Айлин вышли из дому, схватила большую булочку с корицей и, не подогревая, съела ее перед телевизором. Потом вытерла липкие пальцы о плед и попыталась представить свое будущее. Ей хотелось навсегда остаться дома, на диване, но для этого нужно было заболеть по-настоящему.
Выпуск новостей сменился очередной серией мыльной оперы. Этот выдуманный мирок Лорен открыла для себя еще весной, когда сидела дома с бронхитом, но сейчас она уже не помнила, в чем там суть. Хотя она уже была далека от этого маленького мира, за прошедшие месяцы в нем мало что изменилось. Все те же герои, правда, уже в новых ситуациях, и ведут себя так же (благородно, жестоко, распутно, сдержанно), и по-прежнему смотрят в никуда, и прерываются на полуслове, когда заговаривают о трагедиях или тайнах. Какое-то время она с интересом наблюдала за актерами, но затем ее начала тревожить одна мысль. Во всех этих историях часто выяснялось, что как дети, так и взрослые происходили вовсе не из тех семей, которые они считали своими родными. Откуда ни возьмись появлялись незнакомцы, порой опасные и безумные, с притязаниями и переживаниями, а в результате людские судьбы переворачивались с ног на голову.
