Выдвинув ящик, она достала золотую цепочку. С цепочки свисали подвески в форме букв, образующих имя: ЛОРЕН.
Лорен помотала головой.
– Не твоя? – переспросила Дельфина. – Жаль. Я уж всех школьников опросила – никто не признается. Пусть лежит пока. Авось кто-нибудь и хватится.
– Можно разместить объявление в газете моего папы, – сказала Лорен.
Лишь на следующий день она поняла, что лучше было бы сказать просто «в газете»: проходя по школьному коридору мимо каких-то девчонок, она услышала ехидное «в газете моего папы».
– Можно, конечно, – сказала Дельфина, – да только сюда слетятся все кому не лень и будут доказывать, что это их цепочка. И каждая будет прикидываться, что ее зовут Лорен. Цепочка-то золотая.
– Они же не смогут ее носить, если их не так зовут, – заметила Лорен.
– Ну и что? Заполучить-то всем охота.
Девочки тем временем направились в сторону туалета.
– Эй, вы, – окликнула их Дельфина, – туда нельзя.
Они в удивлении обернулись:
– Как нельзя?
– А вот так, нельзя. Ступайте дурачиться в другое место.
– Но раньше вы нас пускали.
– То было раньше, а это сейчас.
– Разве туалет открыт не для всех?
– Нет. В городской управе – для всех. А ну, брысь отсюда.
– Я не тебе, – окликнула она Лорен, когда та зашагала вслед за девочками. – Жаль, что цепочка не твоя. Ты зайди через денек-другой. Если никто не признается, отдам ее тебе: имя-то на ней все равно твое.
Лорен пришла на следующий день. Цепочка была ей сто лет не нужна: у нее в голове не укладывалось, как можно расхаживать с собственным именем на шее. Просто ей хотелось чем-нибудь себя занять, куда-нибудь сходить. В другое время она бы заглянула в редакцию, но из-за ехидного «в газете моего папы» у нее пропало всякое желание там показываться.
Она решила не заходить в вестибюль, если увидит не Дельфину, а мистера Паладжяна. Но Дельфина была на месте и поливала жухлый цветок, стоящий на подоконнике.
– А, это ты, – сказала Дельфина. – Цепочку никто пока не спрашивал. Чувствую, в конце недели она тебе достанется. Ты заходи примерно в это время. В середине дня я в кафе не работаю. Если меня на месте не будет, позвони, я выйду.
– Хорошо, – выдавила Лорен и направилась к выходу.
– Может, задержишься на минутку? Давай я тебя чаем угощу. Ты чай пьешь? Разрешают тебе? Или чего другого хочешь?
– Можно мне шипучку из лимона и лайма?
– В стакане? Принести стакан? Лед?
– Не надо, – ответила Лорен, – спасибо.
Дельфина все равно принесла стакан со льдом.
– Мне показалось, теплая.
Она предложила Лорен сесть либо у окна, где стояли потертые кожаные кресла, либо на высокий стул у конторки. Лорен выбрала стул, и Дельфина пододвинула себе другой.
– Итак, что нового ты сегодня узнала в школе?
– Ну… – протянула Лорен.
Широкое лицо Дельфины расплылось в улыбке.
– Да я шучу. Сама в детстве терпеть не могла, когда меня про школу расспрашивали. Начать с того, что мне было не упомнить, чему нас там учили. А ко всему прочему, после уроков у меня не было никакого желания талдычить про учебу. Так что проехали.
Лорен не удивило столь явное желание этой женщины с ней подружиться. Ее воспитывали в духе равенства детей и взрослых, хотя она и замечала, что для многих взрослых такое непривычно и лучше бы на них в этом вопросе не давить. Дельфина же, судя по всему, слегка нервничала. Новая знакомая говорила без умолку, смеялась невпопад и, пытаясь скрыть неловкость, дотянулась до ящика конторки, откуда извлекла плитку шоколада.
– Угощайся. Глядишь, еще разок ко мне в гости забежишь, а?
Теперь смутилась Лорен, хотя шоколад был очень кстати. Дома ей не давали сладкое.
– Меня не надо подкупать, – сказала она. – Я в другой раз просто так приду.
– Ох ты! Это надо же. Чудо что за ребенок. А ну, давай обратно.
Дельфина потянулась за шоколадкой, и Лорен от смеха согнулась пополам, прижимая угощение к себе.
– Я же говорю: в другой раз. В другой раз меня не нужно будет подкупать.
– Значит, разок можно и подкупить. Так?
– Мне заняться нечем, – призналась Лорен, – неохота сразу после уроков домой идти.
– А к подружкам в гости не заходишь?
– У меня нет подруг. Я в этой школе только с сентября.
– Если у тебя в школе все такие, как та компашка, что тут околачивалась, то лучше уж наособицу ходить. Как тебе городок?
– Маленький. Но кое-что мне нравится.
– Да это ж помойка. Все маленькие городишки такие. Я за свою жизнь столько помоек повидала, что удивляюсь, как мне до сих пор крысы нос не отгрызли.
Буфетчица ощупала свой нос. Лак на ногтях был того же цвета, что и тени.
– На месте вроде, – с сомнением объявила она.
Помойка. Словцо было вполне в духе Дельфины. Рассуждала она без обиняков – не беседовала, а рубила сплеча, суждения выносила резкие, непредсказуемые. О себе – о своих пристрастиях, о физических состояниях – рассказывала будто о великой тайне, неповторимой в своем роде и непостижимой.
У нее была аллергия на свеклу. Всего лишь одна капля свекольного сока могла вызвать у нее отек горла, и тогда ее пришлось бы везти в больницу на срочную операцию, чтобы спасти от удушья.
– А у тебя есть на что-нибудь аллергия? Нет? Ну и славно.
Она считала, что у женщины, независимо от рода занятий, должны быть ухоженные руки. Лак она предпочитала синий или фиолетовый. А еще любила массивные звенящие серьги и носила их даже на работе. Маленькие серьги-гвоздики ей не нравились.
Она не боялась змей, но зато рядом с кошками чувствовала себя неуютно. Не иначе как из-за того, считала она, что в младенчестве ее напугала кошка, которая запрыгнула к ней в кроватку, привлеченная запахом молока.
– А ты? – обратилась она к Лорен. – У тебя есть страхи? Какой у тебя любимый цвет? Ты когда-нибудь ходила во сне? У тебя от солнца кожа загорает или краснеет? А волосы быстро растут или медленно?
Лорен не впервые приходилось встречаться с таким проявлением интереса. Гарри и Айлин (особенно Гарри) допытывались о ее мнениях, мыслях и чувствах по самым разным вопросам. Иногда подобное любопытство вызывало у нее досаду. Но раньше она и подумать не могла, что людей способно заинтересовать нечто другое, что второстепенные подробности кому-то могут показаться столь важными. И она не опасалась, как это бывало дома, что у таких вопросов есть двойное дно, что отвечать нужно с оглядкой, чтобы из тебя не вытянули душу.
