– Ты, т… ты!!
Он выхватил с полки толстый оранжевый том и замахнулся. Отпрянув, девочка выставила утюг:
– Уйди!
Вышиб у нее книгой утюг и размахнулся – раз, другой, третий, цедя сдавленно:
– Ты, ты! Т… ты!!
Что-то хрустнуло противно и очень больно, и быстро-быстро полилась кровь. Тот отбросил книгу, рванул воротник и засипел: начался приступ. С багровым лицом, сотрясаясь в кашле, он выскочил.
От холодной воды пальцы ломило до боли, и это отвлекало от носа. Притронуться к нему было страшно, смотреть тоже. Олька смыла кровь, положила мокрое холодное полотенце на лицо и так, с запрокинутой головой, вернулась в комнату.
Среди развороченных книг и истоптанного белья валялся Майн Рид. Пятый том, где «Белая перчатка» и «В дебрях Борнео». Тем же мокрым полотенцем она стерла с него кровь, отворачивая лицо, чтобы не закапать снова.
В портфель уместились тетради, краски – бабушкин подарок и дачный Гоголь. Учебники не влезли. Хорошо, что не успела снять школьную форму.
Все стадии приступа она давно выучила: сипенье, кашель, удушье.
Терция – доминанта – терция.
Скорей; скорей, пока не вернулась мать.
Уже темно, и никто не обратит внимания на ее лицо. В трамвае можно сесть на последнее сиденье, там темнее. И варежку держать у лица, как будто замерзла или насморк.
Олька застегнула пальто и неслышно закрыла за собой дверь.
В коридоре было пусто.
Кровь больше не текла, но голову она все еще держала чуть запрокинутой, и поэтому, наверное, список призраков навсегда отпечатался в памяти белыми буквами на черной доске:
Нейде
Шихов
Гортынский
Ганич
Бергман
Стейнхернгляссер
Зильбер
Буртс
Эгле
Строд
Оставайтесь. Я сюда больше не вернусь.
Интерлюдия
Ночь длиною в пятнадцать лет
Самое удивительное, что здесь ничего не изменилось за пятнадцать лет. Зеркало было тусклым – или пыльным, рама потемнела. Доска висела на прежнем месте, и фамилии на ней остались без изменения. Кто и когда написал их? Раньше Ольга не задумывалась – просто сочиняла этих людей, подбирая для них судьбы и костюмы, а потом забыла об их существовании, которое было не более чем условностью. Как и сама она в свои пятнадцать лет – половина прожитой жизни! – была для нее сегодняшней почти условной фигурой до того момента, когда вошла в этот дом.
И не вошла бы вовсе, если бы не чисто практический довод: надо что-то делать с этой ненавистной квартирой, в которой она до сих пор была прописана и являлась, таким образом, единственным, хоть и номинальным, жильцом.
Давным-давно, те же пятнадцать лет назад, умер спившийся отчим, о чем Ольге тогда сообщила крестная, назвав и дату похорон со слабой надеждой, что она придет.
Не пришла, конечно. Ни на кладбище, ни сюда.
Мать в первое время суетилась: звонила, настаивала на встрече: «Нам нужно поговорить», однако у бабушки не появлялась, так как на теплый прием рассчитывать не могла.
Между тем время по-будничному шло или, выражаясь более поэтично, летело, сглаживая на своем пути лишние углы и присыпая песочком рытвины.
Остался позади университет. Ольга выбрала почему-то геологию – специальность скорее мужскую. Девиц на факультете было не много, а таких настырных, как она, пожалуй, еще меньше – во всяком случае, на кафедре геологоразведки, где она была известна своей одержимостью месторождениями Сибири.
Туда, в далекую и знакомую только полезными ископаемыми, особенно нефтью, Сибирь она и стремилась. Ольга знала, что однокурсники посмеивались над ее увлеченностью, но посмеивались беззлобно – ребята в группе были славные.
Замуж, однако, вышла не за однокурсника. Олег был биологом и тоже рвался в Сибирь, где обитал древесный вредитель с лиричным названием кедровый шелкопряд. Многие утверждали, что сблизила их не Сибирь, а имена-близнецы, но какое-то время называли декабристами, с непременным упоминанием о глубине сибирских руд.
Ни до глубины, ни до собственно нефти, впрочем, не дошло, потому что Олегу предложили остаться на кафедре, в результате чего лиричный кедровый пожиратель остался предоставленным своей судьбе. Ольга, в свою очередь, хоть и защитила диплом по совсем не дамской теме: «Новые технические средства нефтяной геологоразведки Тюмени», обнаружила, что ехать в Тюмень нет ни малейшей необходимости, если нефтеразведка ведется в родном море – том самом, на берегу которого она в детстве строила замки из песка.
Они с Олегом вместе готовились сдавать кандидатский минимум, в конце дня встречались в центре города, а потом вместе ехали домой, в уютный деревянный дом на другом берегу реки.
И совсем недавно на их спокойную и заполненную жизнь обрушилась неожиданная проблема.
Мать получила новую квартиру, и теперь предстояло решить, что делать с этой, старой, о которой домоуправление терпеливо напоминало уже два раза, присылая открытки на бабушкин адрес. Откуда, кстати, они его раздобыли? Не иначе как мать оставила, съехав в свою тьмутаракань. Посоветоваться не с кем – друзья поднимут на смех: нам бы ваши неприятности…
Олег знал, что у нее в детстве были связаны с тем домом неприятные воспоминания, и не торопил с решением – торопило домоуправление, грозя передать необитаемую квартиру в ведение исполкома. А что решать? Надо было искать обмен.
Оба понимали, что Олежкина квартира, уютный шалаш их нынешнего рая, перестанет быть раем, как только появится ребенок, не говоря о том, что двухкомнатная квартира вдвое лучше однокомнатной. Дали объявление. Ольга уплатила задолженность за квартиру, электричество и газ и не то что забыла, а перестала думать об этом, благо хватало других забот, да и езда к бабушке занимала почти час в один конец.
Сегодня утром, выходя из дому, она услышала телефонный звонок. Вернулась – вдруг бабушка? Трубка ответила мужским голосом: «Я звоню по вашему объявлению». Краткий разговор закончился тем, что договорились встретиться «сразу после семи» на квартире.
Храбрая это была мысль или шальная, выяснится потом, но Ольга знала: только так, без подготовки, она могла сюда вернуться. Лучше бы с Олежкой, конечно, но куда там: ему сегодня дали машинное время, и после работы он помчится в вычислительный центр считать статистику по своим шелкопрядам. Ольга не стала даже морочить ему голову неожиданным звонком. Сколько будет еще этих звонков и сколько раз придется, хочешь не хочешь, здесь появляться; обмен дело непростое.
Это только говорится: «без подготовки». На самом деле в квартиру она все еще не зашла, хотя приехала за час до назначенного времени и весь этот час не знала, куда себя деть. Получив в домоуправлении ключ, кружила по знакомым улицам, механически отмечая, что поменялось. Бакалейный магазин остался на месте, только стал называться «ГАСТРОНОМ». В сквере поставили новенькие скамейки. Будка сапожника на углу исчезла и, судя по всему, давно, зато на пустыре, прямо рядом с домом, вырос зеленый ларек с вывеской «ПРИЕМ СТЕКЛОТАРЫ», в данный момент закрытый.
