Нет, Карлу в голову не приходило задуматься об этих торговых хитростях. Улыбка относилась не к Зинкиной лекции, а к нему самому. Чего он ждал от нечаянного разговора? Нет, пересортица так пересортица.
Поговорили о том, как «время бежит», Зинка рассказывала о детях («они только Толяна слушаются, на меня ноль внимания»), хотя очевидно было, что кокетничает, и скромная его должность тоже не была для нее тайной. Потом порылась в сумке, не глядя на Карла, дернула молнию, закрыла. Только не о Ростике.
– Слышь, Лунканс… Не знаю, какой там у Настены дипломат-аристократ, и все такое; не знаю и знать не хочу. Ты звони или заходи просто, лан? Мы с Толяном… В общем, заходи, а?
Подхватив сумку и коробку, Зинка встала со скамейки.
– Бегу; мне надо к одной знакомой заскочить, это рядом. Чао!
Тряхнула челкой, растопырила ладонь в прощальном жесте и быстро пошла по аллее к выходу.
Карл выкурил еще одну сигарету. Зинкино приглашение, искреннее и настойчивое, неожиданно тронуло его. Позади кого-то окликнули, потом еще раз. Он оглянулся.
– Мужчина! Я кричу вам, а вы уходите, – молодая беременная женщина махала рукой. – Коробочку свою забыли.
В поисках адресов Карлушка много ходил пешком, часто натыкаясь на улочки, которые никогда раньше не видел – или не узнавал их, чисто прополосканных майским ливнем. Одну такую улицу нашел и договорился с хозяйкой квартиры, что приедет после работы.
Он не помнил, когда в последний раз бывал в этом районе, и с интересом огляделся. Троллейбусная остановка, рядом – телефонная будка. Маленький цветочный магазин на углу был уже закрыт. У двери с обеих сторон сидели на ящиках две пожилые женщины, у ног стояли ведра с торчащими свежими цветами; одна из женщин вопросительно посмотрела на Карла.
Покупать цветы было некому.
Вниз от цветочного магазина шла улица с узкими тротуарами, по обе стороны заставленная домами. К ближнему, с высокими ступеньками, теснилась очередь. Люди держали в руках тяжелые связки бумаги. Подойдя ближе, Карл увидел внутри тусклую голую лампочку и огромные весы, на которых приемщик взвешивал макулатуру. Подошел мужчина в расстегнутом плаще и спросил:
– Что дают, не Пикуля?
– Дюму, – неохотно ответила толстая женщина, обмахивавшаяся газетой.
Девушка, стоявшая перед ней, гневно обернулась.
До чего же странно: одна очередь выстраивается за туалетной бумагой, другая, вот как эта, – за «Дюмой». Третьи ждут Пикуля. Абсурд, абсурд. Уж печатали бы Пикуля на туалетной бумаге – такой вывод сам напрашивается при виде «макулатурных» изданий.
Напротив цветочного магазина высился аккуратный темно-серый гранитный куб. Сверившись с адресом, Карл вошел в парадное.
Два ряда почтовых ящиков, детская коляска на лестничной площадке, три квартиры на каждом этаже. Несмотря на вечернее время, в доме было на удивление тихо.
Поднялся на третий этаж, позвонил. Хозяйка Мария Михайловна («можно просто Мария»), бодрая женщина лет пятидесяти пяти, двигалась легко и быстро, несмотря на полноту. Фланелевый халат был туго затянут пояском, но женщина часто затягивала его еще туже; волосы были завязаны платком так, что концы его торчали надо лбом, как заячьи уши. Говорила она, как и двигалась, быстро, время от времени как-то по-детски шмыгая носом.
Карлушка заметил, что каждый хозяин в первую очередь расписывает достоинства квартиры, часто преувеличенные, и не упоминает недостатков. Мария Михайловна, шмыгая носом, сразу заговорила о недостатках – правда, не квартиры, а мужа, с которым развелась или разводилась, из-за чего и меняла квартиру.
– Ну нету больше никаких моих сил, ей-богу. Такой сволочь. То он здесь, то нету его по месяц-два-три, по полгода, и где живет, не говорит, я и знать не интересуюсь, а только где пропадает, там пускай и остается. С милиции проверки приходят: прописан, мол? Прописан, говорю; муж это мой. Почему на работу не выходит? А мне и сказать нечего, и перед людями стыдно. Такой сволочь, я с ним двадцать лет мучаюсь.
Непонятно было, как ее муки прекратятся, если она с «таким сволочем» переедет в его две комнаты, но вопрос задать он не успел: женщина опередила, объяснив, что в обмен входит еще одна сторона.
– А папаша у его, – продолжала хозяйка, – так тот всегда был забулдыга: что ни день – один глаз поперек. Свекровь моя, царство ей небесное, терпела-терпела, да и померла; тут я поняла, что хватит с меня, сыта по горло. – Она шмыгнула носом, затянула туже поясок халата. – Когда нас разводили, этот сволочь и в суд не явился, как вам это нравится?
Помолчала и добавила:
– А прописан он тут, квартира-то нас обоих. Пойдемте, я ванну вам покажу.
Узкое окно ванной выходило во двор и было целомудренно завешено ситцевой гардинкой.
– Сместитель новый, – гордо объявила Мария.
Карл озадаченно молчал, пока не догадался, что речь идет о смесителе горячей и холодной воды.
– И ведь нигде не укупишь, двадцать пять рублей, как одну копеечку, отдала. Кто уж сюда вселится, вы или кто другие, так мне спасибо скажете.
Квартира так понравилась Карлу, что совсем не хотелось думать о «других», которые входили в сложную обменную рокировку. Так легко представилось, что Ростик сможет на зимних каникулах жить вот в этой светлой комнате, а сам он – в соседней. Сюда, к окну, можно будет поставить отцовский письменный стол… С трудом отмахнулся от опасных мечтаний и двинулся за хозяйкой, непрерывно говорившей.
– В кухне сюда стуло не ставьте и не садитесь: тут от кладовки дует. Она хорошая, кладовка эта, никакой холодильник не надо, только зимой дует. Этот сволочь обещал войлок набить, да где там… Уж вам самим придется, а то другому, кто вселится.
Договорились, что она приедет завтра «посмотреть вашу жилплощадь».
Что и сделала; «жилплощадь» ей, кажется, понравилась, общая квартира не смутила. «Сколько соседей, трое?» – и провела беззаботно в воздухе рукой, словно отодвинула всех соседей сразу. В зеленом джерсовом костюме вместо фланелевого халата, парикмахерская укладка блестит лаком, с сиренево-химическими веками, она была сегодня почти неузнаваема, если бы время от времени не шмыгала носом, как ребенок. Быстро и толково разъяснила, какие документы нужны, добавив многообещающе: «С теми вроде как уже сговорено, они согласны». Неизвестные «те» звенья обмена так и остались для Карла невидимками, как чьи-то голоса за сценой по ходу спектакля.
Вот-вот начнется май. Теперь его хотелось даже немножко притормозить, чтобы к приезду сына покончить с обменом и переехать в отдельную квартиру, где у Ростика будет своя комната. Потому что, кроме зимних и летних, есть ведь еще и весенние каникулы, пусть короткие, но мальчик сможет приезжать, хоть на несколько дней…
5
К изумлению Дмитрия Ивановича ответы пришли из обоих пединститутов. Как ближний, так и дальний выразили готовность зачислить его в штат. Вот она, драма Буриданова осла, усмехнулся он. И ведь быстро ответили – месяца не прошло!
