– Смотри куда бежишь, егоза! Заденешь Дашутку, уши надеру.
Смотрела и не видела. Слушала, но не слышала.
– Вера, из больницы звонят. Спрашивают, когда придешь? Место держат, волнуются. Так когда же?
– Наверное, никогда.
– С нами поедешь? – Теперь Джузеппе забирал в Италию всех: и сына, и так и не ставших ему тестем и тещей дедушку и бабушку мальчика.
– Не поеду.
– Почему?
– Не хочу. Нет желания.
– А что же ты хочешь?
– Ничего.
И так целыми днями, неделями, месяцами, до тех пор, пока однажды:
– Верочка, к тебе тут пришли.
Смущенный голос матери и ее суета, и почти благоговейное: «Вы проходите, проходите», заставили Веру обернуться, а увиденное встать с кровати и покраснеть.
– Нехорошо, девочка. Обещала помочь – и в кусты. – Перед ней стоял профессор, нарколог, в практиканты к которому она давно пыталась попасть.
– Я? Помочь?
– Ну, не я же. Звоню в институт, спрашиваю, где молодняк, там говорят: в больнице. Звоню в больницу, спрашиваю, когда отпустят талантливые кадры, а там, оказывается, об этих кадрах уже полгода не слышали.
Алели уши, шея, щеки. Глаза щипало, но желание оставалось прежним. Вера хотела только покоя, мечтала только о том, чтобы этот добродушный, изо всех сил пытающийся казаться строгим и обиженным ученый исчез из ее комнаты, квартиры и жизни. «Мне ничего не надо. Ничего не хочу. Ничего», – упрямо повторяло сознание. Но профессор уходить не собирался. Напротив, он по-хозяйски придвинул к себе стул, опустился на него, пригласил Веру сесть напротив на кровать и снова заговорил. Теперь серьезно, по-деловому, без всякого укора:
– Знаешь ведь, что ко мне в ученики нелегко попасть?
Вера кивнула.
– Правильно. Желающих много, а я один. Двух первых записавшихся каждый год выбираю, а остальным извините. Ты это знаешь?
Новый кивок.
– Ты в очереди какая?
– Пятая. – Пока Вера раздумывала о будущей специальности, ее успели опередить те, кто давно выбрал наркологию профилирующей наукой.
– Есть у тебя шансы?
– Наверное, нет.
– Твоя правда. Раньше не было бы ни единого. Но то раньше, а то теперь. А теперь мне нужны не просто ученики, а самые-самые. Звоню, спрашиваю, кого брать. Говорят: Сизову. Где искать Сизову? В больнице. А в больнице отвечают, что Сизова свой талант дома в землю зарывает, и то ли в Италию собралась, то ли еще куда, но точно не нянькой в палаты. Нет, если ты в Италию едешь, это совсем неплохо. Врачи везде нужны, от алкоголизма не только в России страдают. Да и по части наркологии, что уж греха таить, у них опыта побольше нашего будет, так что поедешь – там научат.
– Я никуда не еду.
– А не едешь, чего дома сидишь? Ну-ка марш в больницу! Доделывай там все, что надо. Получай зачет по практике и сразу ко мне. Будем с тобой новую методику в жизнь внедрять. Кучу народу вылечим и книжку напишем.
– Вылечим?
– Ты во мне сомневаешься?
Сомневалась Вера только в себе. Сомневалась дни, недели и месяцы, но профессор заставил ее снова поверить в собственные силы и возможности. Нет, она не простила себя, но дала себе шанс на искупление. И с этой минуты полностью погрузилась в работу, вернулась в больницу и откликалась на любую просьбу: поменяться дежурствами? Ради бога! Все равно у нее ни планов, ни личной жизни. Подежурить вместо кого-то? И это пожалуйста. Чем быстрее выполнит график, тем быстрее ее отпустят под крыло к профессору. Ассистировать на сложной операции? Почему бы и нет? Опыт бесполезным не бывает. Она работала и с каждой очередной капельницей, с каждым сделанным уколом, с каждым измеренным давлением, с каждой порцией благодарственных слов чувствовала, как в нее медленно, словно глюкоза, текущая по проводам из пакетика в организм пациента, возвращалось желание жить и действовать.
– Работа поможет, – сказала Вера пациентке громко и четко. – «Вы просто поверьте, а поймете потом», – процитировала из своего любимого «Чайфа».
– Разве смогу я расческой и ножницами спасти свою душу? – Женщина, не переставая, раскачивалась на постели. Но безумие из глаз исчезло, голос был все еще грустным, но спокойным: надрыв сгладился.
– Новая прическа по сути своей новая жизнь. Представляете, какому количеству женщин вы сможете подарить новую жизнь? Возможно, в кого-то снова влюбится муж, кто-то встретит свою судьбу. Вы осчастливите многих. А сделав это, и себя почувствуете счастливой.
– Вам это удалось?
– Да.
– Выходит, однажды оступиться может каждый?
«И не однажды». Вера ощутила непреодолимое желание выскочить из палаты. Она хотела расшевелить пациентку, а не собственные чувства, пробудить жажду жизни, а вовсе не плач своей совести.
– Может, – ответила она, справившись с нахлынувшими воспоминаниями, – но судьба всегда предоставит шанс искупить свою вину. – Врач направилась к двери и услышала за спиной звук отодвигающегося стула и звяканье ложки по тарелке. Вера готова была поставить себе отлично по психологии, если бы вопрос, догнавший ее на пороге, не превратил хорошего учителя в нерадивого ученика.
– А призраки? – спросила женщина, проглотив ложку настоящего украинского борща.
– Какие призраки?
– Призраки прошлого вас не мучают?
Вера пренебрежительно махнула рукой: «Какие призраки? Какие мучения? Жизнь прекрасна и удивительна». Но… До тех пор, пока злобная, обиженная тень давно забытого прошлого не накроет твое настоящее потрепанной, темной пеленой и не бросит в атаку свои лучшие силы, сотканные из неугодных памяти событий и образов. Один из этих призрачных образов Вера как раз оставила сегодня утром лежать на журнальном столике.
Она закрыла за собой дверь палаты.
– Я видел, она села за стол, – подскочил к Вере Оршанский. – Удивительно, но она ест. Как вам это удалось?
Вера не отвечала, потому что не слышала вопроса. Она не слышала журналиста и не видела его. Перед ее глазами был только белый конверт: взрыв из прошлого, яд для настоящего, насмешка над будущим. Вера отвлекала себя слишком долго, она мучилась неизвестностью почти шесть часов и сейчас вдруг четко осознала, что больше не готова терпеть ни секунды. Не обращая никакого внимания на что-то возбужденно болтающего журналиста (то ли хвалил он ее, то ли ругал – какая разница!), она достала телефон. Услышав ответ, спросила:
– Сынок, папа дома? Нет? Ты не мог бы взглянуть: в гостиной под «Наркологией» не лежит никакой конверт?
Секунды ожидания, закушенные губы, сжатые кулаки, белые от напряжения костяшки пальцев.
– Нет? Ты хорошо посмотрел? Взгляни еще раз. Может, не заметил?
