Лола морщится. Во всем этом есть что-то искусственное.
– Нет. Сделаем еще одну попытку. Выставляйте свет и раздобудьте, пожалуйста, зеркало.
– Ты прекрасно выглядишь.
– Зеркало в полный рост. Будешь снимать меня и мое отражение. Получатся две синхронные Лолы и никакого компьютера.
– Как скажешь, – вздыхает коллега, которому выпала участь Хосе – терпеть категоричность и непреклонность репортера. – Но мне понадобится время.
– Пятнадцать минут, – изрекает женщина, взглянув на часы. Через два часа она должна быть в Инсбруке: договорилась поужинать с подругой. – У тебя есть пятнадцать минут, – повторяет Лола оператору, – а я пока отдохну немного, – добавляет она, выходя с площадки.
Отдохнуть, однако, не получается. Требовательно звенит мобильный телефон.
– Это невыносимо! – несется из трубки возмущенный крик директора школы матадоров.
– Что стряслось?
– Если так пойдет и дальше, нам придется закрыться. Имя Пепе Бальенте канет в историю, пока его дочь колесит по миру в обнимку с клетчатым мячом.
– Да что случилось?
– Она еще спрашивает! Разгар сезона обучения, а два преподавателя подали в отставку. Знаешь, что произойдет потом? За ними уйдут и дети. Нет ресурсов – нет клиентов. А нет клиентов – нет школы. Мне уже немало лет, Лола, и я устал решать эти проблемы. Возвращайся!
– Тебе нужна я или грамотный помощник?
– Мне нужен порядочный ассистент, великолепный преподаватель и знаменитое имя.
– Обещаю, что через неделю ты все получишь.
Лола отсоединяется, достает из кармана смятый листок. Разворачивает и перечитывает:
Многоуважаемая, дражайшая сеньорита Ривера,
Благодарю Вас за оказанную мне честь и столь щедрое предложение. Я обязательно приму все необходимые меры, чтобы Ваше прошение было рассмотрено в наикратчайшие сроки, получило положительную оценку и тот результат, который обе стороны сочтут удовлетворяющим их профессиональным интересам.
В ожидании скорой встречи
И с Вашим именем на устах,
Мигель Молино
P.S. Кажется, пришла пора менять агента. Я приеду в Мадрид и займусь твоей школой, но с одним условием: хотя бы иногда, милая лягушка-путешественница, ты будешь возвращаться.
Твой Мигель.
Лола убирает письмо и кокетливо повторяет ответ, который давно уже получен в Бильбао:
– С удовольствием.
– С удовольствием заменю вас, фрау Гюнтер, – откликается Катарина.
Заведующая только что попросила ее подежурить несколько часов в приемном отделении. Женщина ждала этого приглашения несколько месяцев, думала о волне леденящего страха, что захлестнет ее после этих слов. И вот они прозвучали – а Катарина не чувствует ни тревоги, ни неуверенности, ни даже легкого беспокойства. Минута за минутой хирург четко выполняет свою работу: режет, вставляет, вынимает, ушивает, спасает, сконцентрировав свое внимание на пациентах, но иногда все же улетая мыслями к предстоящему ужину с Лолитой.
Окончив смену ведущего хирурга клинической больницы Инсбрука, Катарина выходит на крыльцо здания. Она щурится на солнце, смотрит на разно-цветные уличные флажки и смеется: город пестрит цветами футбольного чемпионата, и если бы женщина не сняла со своего шелкового красного платья белый халат, то вполне смогла бы сойти за героиню фильма своей подруги. Скоро они увидятся. Она не спеша направляется к своему «Поло».
– Катарина! – слышит она робкий оклик.
– Антонио?
– Здравствуй. Ты… Ты классно выглядишь.
– Спасибо.
Женщина молчит. Она долго мечтала об этой встрече, представляла себе этот момент. Он наступил – а сказать нечего.
– Знаешь, – прерывает затянувшуюся паузу муж, – Элиза уехала.
– Сочувствую.
– Нет, ты не поняла. Это просто командировка в дельфинарий Торонто.
– Как интересно. Ты пришел, чтобы сообщить мне о профессиональных успехах Элизы?
– Да. То есть нет, конечно. Я просто хотел сказать, что, несмотря на то что она собирается возвращаться, я не уверен, что хочу этого. Я все думаю, стоит ли нам с ней продолжать отношения, и все такое. Ну, ты понимаешь…
– Пока не очень.
– Наверное, мне стоит объяснить тебе, если ты не торопишься…
– Я тороплюсь.
– Тогда, может быть, завтра?
Сегодня Катарина встречается с Лолой, завтра ужинает с Патриком, послезавтра у нее ночная смена, а днем они с Фредом собирались клеить модель какого-то сверхскоростного истребителя. Ну а в пятницу – в пятницу начальник службы спасения туристов в Ишгле уговорил ее взять отгул и везет их с детьми на все выходные в Вену – поглазеть на достопримечательности, объесться пирожными и познакомиться с его дочерью. В общем, ни минуты свободной.
Катарина смотрит на мужа долгим внимательным взглядом. «Забыть ли старую любовь и не грустить о ней?» – размышляет она знакомыми стихотворными строками. Наконец женщина принимает решение и медленно, словно боясь передумать и не позволить себе освободиться от старого панциря, сковывающего движения, говорит то, что уже давно хотела сказать:
– Знаешь, Антонио, как-нибудь в другой раз.
– В другой раз, Мика, – строго говорит Соня, – ты уже на пяти аттракционах прокатился. Нам пора домой. На машинках в другой раз.
– Ну пожалуйста, Соня!
– Нет.
– А там есть машинки?
– Где?
– В Заль… в Зась…
– В Зальцбурге? Конечно, есть. И машинки, и луна-парк, и карусели, и зоосад, и все, что захочешь. А еще там есть снежные горы. На море ты уже насмотрелся.
– И детский сад?
– Да, милый. Пока мама читает лекции, придется ходить в детский сад. Мама только что получила степень и не может не ходить на работу.
– А Оля?
– Бабушка? Бабушка будет приезжать.
– А потом?
– А потом у мамы будет отпуск – и мы сами полетим к Оле в гости или еще куда-нибудь.
– Куда?
– Я не знаю. – Соня копошится в сумке, где-то были влажные салфетки. – Давай я вытру тебе ручки. Смотри, какие грязные.
Она никак не может отыскать нужную пачку, выуживает то бумажные носовые платки, то коробочку теней для век, то измятый белый конверт. Тот самый, последний, вынутый из почтового ящика перед поездкой, не распечатанный и похороненный памятью в недрах вместительного саквояжа. «Надо не забыть выкинуть», – обещает себе Соня и собирается избавиться от неприятного письма, запихнув его для начала обратно в дебри сумки. Но от долгого лежания конверт расклеился, и от взмаха руки лежащие в нем фотографии веером рассыпаются по асфальту.