Он продолжал смотреть в другую сторону, и Озале засомневалась, а слышит ли он ее? Она подождала минуту, смущенная его молчанием.
— Годи, нам не терпится узнать ваше мнение…
Приглашенный покачал головой, но не издал ни звука.
Она посмотрела на Кракюса, ища у него помощи, но тот не отрывал глаз от доктора.
— Годи, — вновь обратилась она к нему, — считаете ли вы, что предложения Кракюса могут решить проблемы деревни?
Она бросила на него умоляющий взгляд, которого он, казалось, не заметил.
— Да.
Аллилуйя! Он заговорил!
Нужно как можно быстрее поддержать пламя, пока оно не погасло.
— Вы согласны, что отделить людей от природы — хорошая мысль?
Молчание.
— Да.
Черт побери, он не мог произнести что-нибудь подлиннее?
— И… создать жилища для каждой семьи, чтобы разделить людей, это ведь ограничивает распространение болезней?
Молчание.
— Да.
Быстро придумать что-нибудь, чтобы он разговорился. Он портит все ее интервью.
— Очень хотелось бы услышать от вас что-нибудь по этому поводу. Могли бы вы сказать нам что-нибудь еще?
Он поднял бровь в ее сторону. Она постаралась поймать его взгляд, но сквозь грязные очки не могла разглядеть его глаз.
Он вздохнул, потом явно сделал над собой усилие.
— Ну ладно, задавайте ваш вопрос.
Он сказал это таким презрительным тоном, будто упрекал ее в том, что она заставляет его терять время. Она вспотела.
— Сначала… про то, чтобы отгородиться от природы… Это действительно поможет нам защититься?
Он посмотрел на нее своими квадратными линзами.
— Это же очевидно, смотрите. Это логично. Чем больше мы удаляемся от пертурбационных факторов, присущих проблематичной среде, тем больше снижается уровень ассоциированной опасности, и степень обеспечения безопасностью живых организмов в свете данного вопроса возрастает в тех же пропорциях. Это логично.
Он замолчал, и сразу же опять наступила тишина. Слышно было, как летает комар на том конце, где сидели индейцы.
Озале не знала, что и сказать. Не понимая, почему, она внезапно почувствовала себя ужасно глупой.
— И… относительно предложенного разделения?
Квадратики беззвучно смотрели на нее, не моргая.
— Каков ваш вопрос?
Озале стало плохо. Ее лицо пылало, как сковородка, на нем дрожали капельки пота.
— Способствует ли раздельное проживание уничтожению опасности заражения болезнями?
— Уничтожению? А вы как думаете, это может уничтожить их? Будем логичны.
— Ну… я хочу сказать — уменьшает опасность?
Он вздохнул, как если бы разговаривал с умственно отсталой.
— Теснота — это фактор, усугубляющий эпидемиологическое распространение. Это очевидно.
— Итак, вы советуете расселить семьи…
— Нет, не советую, я не отвечаю за организацию деревни.
— Во всяком случае, это кажется вам наилучшим решением.
— Я не утверждаю, что это лучшее решение, потому что вы мне не предложили никакого другого.
— Но вы считаете, что оно хорошее?
— Оно оправдано.
Кракюс тайком подал знак Озале и повернулся к индейцам.
— Мои друзья, вы прослушали мнение эксперта. Вы можете ему доверять. Есть все основания думать, что эти меры являются хорошим решением. Итак, призываю вас как можно скорее приступить к строительству палисадников и хижин.
Кракюс улыбался с удовлетворенным видом. Это было главным, а то, что у Озале не получилось интервью, было неважно. Она уже была готова закончить свое выступление несколькими хорошими малозначительными новостями, как из публики послышался чистый и ясный голос.
Озале вгляделась в сумрак и узнала хрупкий силуэт Элианты, стоящей среди своих.
— Вы хотите нам добра, и мы очень тронуты. Но то, что вы предлагаете, просто невозможно.
Озале увидела, как улыбка застыла на губах у Кракюса, и среди слушателей пробежал ропот. Все повернулись лицом к Элианте. В длинной ниспадающей ткани, которой она накрыла плечи, спасаясь от вечерней прохлады, она походила на греческую статую, прямую, белую, слабо освещенную пляшущими отблесками огня. Среди собравшихся вновь наступила тишина. И даже лес вдруг как будто онемел, казалось, и он прислушивается к словам девушки.
Та вновь заговорила мягким и проникновенным голосом, который отдавался в лесном театре:
— Мы не можем жить отдельно от природы… потому что принадлежим ей.
Ее слова, спокойные, но уверенные, казалось, исходили из глубины самой земли. Озале почувствовала, как дрожь пробежала по ее телу. Все затаили дыхание. Лицо Кракюса еще больше перекосилось.
— Отрываясь от природы, — говорила молодая индианка, — мы отрываем часть самих себя. Мы станем как ребенок, оторванный от матери, как растение, вырванное из земли…
Годи поднял глаза к небу и покинул собравшихся.
Элианта продолжала:
— Что касается отдельных домов, было бы очень грустно отрывать нас друг от друга, когда мы так чудесно связаны между собой. Наши души объединены, связаны с душами растений и Матери Земли. Отдалить нас друг от друга — значит опечалить наши сердца.
Озале увидела вспышку ненависти в глазах Кракюса. Он вскочил, привлекая взгляды к себе, сделал несколько шагов в одну сторону, потом в другую, подыскивая слова или стараясь успокоиться, взять себя в руки.
— Нужно идти в ногу со временем. Нельзя вернуться в каменный век, ведя жизнь отсталых людей. Не нужно отказываться от прогресса. У растений нет никакой души, так же, как и у земли, которая представляет собой кучу разложившихся растений. Пора уже перестать верить во все эти… бредни. Природа не ваш друг, в ней живут опасные животные, вредные насекомые, а также бактерии, микробы и вирусы. Они повсюду и постоянно угрожают вам. Если вы не будете защищаться, они вас уничтожат. Итак, я вас заклинаю: возведите палисадники, постройте жилища, друзья мои.
Когда он ушел со сцены, воцарилась напряженная тишина, и Озале поспешно изложила последние новости, а в конце сообщила о погоде.
— Сегодня пошел дождь. Другими словами, сегодня плохая погода.
12
— Что мы здесь, черт побери, делаем!
Марко рухнул в гамак под деревьями.
Кракюс глянул на него одним глазом. В нескольких метрах от него Альфонсо валялся на солнце рядом со своим рюкзаком, в сотый раз рассеянно перелистывая Playboy.
