Добравшись до Пале-Рояля, я сажусь на скамейку перед входом. Рядом сидит старик в причудливой одежде. Она не похожа на мрачное тряпье, в какое тут одеваются все. Роскошный наряд, хоть и заляпанный грязью. Такое впечатление, что старик нашел его на помойке Людовика XIV. Но главное — на нем туфли из ярко-красной кожи.
Он говорит, что его зовут Жак Шоссюр. Шоссюр значит «башмак». Надо же, еще один Башмак. Я тоже представляюсь. Жак спрашивает, чем я расстроена. Я смеюсь в ответ:
— Не знаю, с чего и начать.
— С самого худшего, — подсказывает он.
— Очень хочется есть, — отвечаю я. — Просто ужасно.
Он засовывает руку в карман и достает горбушку. Затем разламывает ее пополам и отдает мне половину. Она черствая и грязная, но мне все равно. Я вмиг разделывалось с ней и чуть не забываю его поблагодарить.
Он переводит взгляд на мою гитару.
— Умеешь играть?
Я киваю.
— Тогда играй. Хорошие музыканты никогда не нищенствуют.
— Но где?
Он смотрит на меня как на идиотку.
— Да прямо там, — он кивает на ворота за моей спиной.
— В Пале? Ах да! Вы имеете в виду — играть для толпы? А вообще-то… Точно! Спасибо, Жак.
Я встаю и собираю свои вещи. Если удастся заработать хоть несколько монет, куплю хлеба. А может, даже сыра.
— Постой, — окликает меня Жак и вынимает из кармана грязный платок. — У тебя кровь.
Он вытирает платком мой лоб.
— Нехорошая рана. Не больно?
— Мне всегда больно, — усмехаюсь я.
Мы прощаемся, и я направляюсь в Пале. Здесь такая же толчея, как вчера. Прямо у ворот какой-то факир чуть не поджигает мои волосы. Я прохожу мимо акробатки, которая осторожно продвигается по канату, толкая перед собой тележку с ребенком. Мимо проститутки лет четырнадцати, что устроилась на коленях у клиента.
Мимо слепого мальчика на углу, который жалобно просит милостыню. Иду дальше. Вот танцующие крысы, тощая обезьяна на поводке, жонглеры, медведь в наморднике, наперсточники, маленькие девочки, продающие лимонад.
И тут я вижу голову, лежащую на столе. Сперва я думаю, что это муляж, но, приблизившись, понимаю, что нет. Вокруг головы кружат мухи. Люди глумятся, поливают ее вином и засовывают сигары в безжизненный рот. Кто-то поясняет, что это был человек Фукье-Тенвиля, якобинец, — и добавляет, что следующим будет сам Фукье-Тенвиль, и весь Париж придет плюнуть в его мертвую рожу.
Я отхожу подальше, откуда не видно головы, и там достаю гитару. Раскрыв на земле перед собой чехол, я начинаю играть. Никто не обращает внимания. Я играю Люлли, Рамо и Баха, но я словно человек-невидимка. Прохожие продолжают измываться над отрубленной головой, подставляют подножки жонглерам и мучают крыс. У меня желудок сводит от голода. Мысль о голодной смерти повергает меня в настоящую панику. Я должна хоть что-то заработать. Я должна поесть. Я должна любой ценой привлечь к себе внимание.
Мимо проходит девочка, продающая разноцветные леденцы, и у меня появляется идея. Я начинаю играть «I Want Candy». Уж теперь-то меня невозможно не заметить. Я играю отчаянно и пою из последних сил. Если б могла, еще бы и на голове постояла.
Откуда-то вываливается пьяный мужик. У него светлые волосы и щетина на лице. Около минуты он, покачиваясь, слушает, как я играю. А затем подается вперед и внезапно лезет в мой рот своим языком. От него несет тухлой рыбой. Я влепляю ему пощечину, вырываюсь и кричу:
— Урод, не лезь ко мне!
Он отшатывается и начинает ржать.
— А я с друзьями поспорил, — икает он, отсмеявшись, — парень ты или девка. Они думали, парень — из-за штанов, — но я сразу сказал: это женщина-дикарка! Всегда мечтал поцеловать дикарку! И я выиграл спор! — С этими словами он швыряет в мой чехол пригоршню монет. — Ты, часом, не могиканка? Смешные косички. И музыка у тебя дикарская. Сыграй еще, Покахонтас!
Я все еще отплевываюсь после его поцелуя, и тут слепой пацаненок бросается на четвереньки и начинает присваивать мой заработок из чехла.
— Эй, это мое! — кричу я.
Мальчишка поднимает голову и бойко посылает меня к черту, после чего продолжает загребать монеты. Я наклоняюсь, чтобы успеть спасти хоть что-то, и это оказывается ошибкой. Я не заметила, как к пьяному мужику подвалили его не менее пьяные друзья. Один из них смеется и хватает меня сзади. Я разворачиваюсь, чтобы ударить его, но он рывком притягивает меня к себе и целует в губы. Другой бросает мне за пояс монетку и тут же сует руку ко мне в штаны, пытаясь выудить монетку обратно.
Я размахиваюсь, и моя гитара впечатывается в физиономию первого мужика. Он хватается за нос и начинает выть, а его приятель так сильно ржет, что отпускает меня. Я подбираю чехол, захлопываю его и бегу прочь.
Останавливаюсь лишь под колоннадой. Выход из Пале совсем рядом — отсюда видны белые каменные ворота и уходящая вдаль улица, — но тут из темноты выскакивает кто-то еще, и меня снова хватают. Пытаюсь закричать, но мне зажимают рот ладонью и затаскивают меня в какую-то подворотню. Я вырываюсь изо всех сил, машу руками и заезжаю по уху тому, кто меня держит.
— Черт! Больно же! Прекрати, идиотка! Это я, Фавель!
Я замираю. Мне знакомо это имя. Фавель — тот, у кого Алекс покупала ракеты для фейерверков.
— Если не будешь драться, отпущу, — обещает он.
Я киваю. Он перестает меня держать, и я осматриваюсь. Мы здесь одни. Я тяжело дышу. Бег и драка дались мне нелегко.
— У нас мало времени, — говорит Фавель. — Меня не должны здесь видеть.
Он сбрасывает с плеча мешок, достает из него газетный сверток и протягивает мне. Я его разворачиваю. Там ракеты, бумажные фитили и деревянные стержни.
Фавель принял меня за Алекс!
— Две дюжины, как условились, — говорит он. — Только в следующий раз я буду ждать награды посолиднее. Знаешь ли, чем дальше, тем мне труднее. Черный порох днем с огнем не сыщешь. Я уж не говорю о селитре. Приходится платить кое-кому, чтобы подворовывали с военного склада.
Он с интересом разглядывает рану у меня на лбу.
— Читал в газетах, что тебя на днях подстрелили… — произносит он. — Надо быть осторожнее. Если помрешь, мне от тебя никакой пользы. Принеси еще камушков, да покрасивее. И пригоршню луидоров. Я тут дом себе присмотрел. Раньше он принадлежал какому-то маркизу…
Слышатся шаги: кто-то идет в нашу сторону.
— Ну все, мне пора, — шепчет Фавель, — заболтался я с тобой.
Мимо проходит мальчишка с газетами и выкрикивает заголовки.
Бонапарт повысил награду за поимку Зеленого Призрака до трехсот франков. Его ищут живым или мертвым.
Фавель смотрит на меня, недобро сощурившись.
