Это опять из-за таблеток. Надо все-таки снизить дозу. Тоска — это ужасно, но двухметровая говорящая марионетка — тоже не шутки.
В окно сочится серый утренний свет. Я пытаюсь понять, который час. Сколько я проспала? Нашариваю часы. Ого, девять утра. Нехорошо. Я надеялась к этому времени быть в библиотеке. Уже четверг, а мне надо переделать уйму дел, если я хочу свалить отсюда в воскресенье. Я принимаю таблетки — на этот раз всего две — и тянусь за джинсами, которые вчера бросила на пол. Надевать их приходится под одеялом. В комнате не просто нет отопления, тут настоящий дубак.
Когда я собираюсь вылезать из постели, звонит мобильник. Номер незнакомый.
— Алло, — произношу я, стараясь звучать не слишком сонно.
— Привет. Это Виржиль.
— Виржиль?.. — переспрашиваю я.
Неожиданно. Я даже побаиваюсь, что меня снова глючит.
— Ага. Ты еще в Париже?
— Да.
— Чудеса. Я думал, тебя уже след простыл.
Я морщусь, вспоминая вчерашнее.
— Слушай, прости. Я не всегда веду себя как засранка, — говорю я. — То есть почти всегда. Но все-таки не совсем.
Я слышу смешок, потом снова голос:
— Я звоню, потому что у меня твой айпод. Забыл тебе его вчера вернуть. Ты небось решила, что он пропал? Короче, я набрал номер, который на нем написан. Так и подумал, что это твой мобильник.
— Прикольно. Я даже не успела заметить, что айпода нет. Спасибо тебе. Правда. На этой штуке вся моя жизнь.
Там полная подборка всех моих любимых групп, а также бесценный сборник всех композиторов, которых Натан хоть раз упоминал на уроках.
— Да, я заметил, — отзывается Виржиль. — Я всю вчерашнюю смену его слушал. Надеюсь, ты не против. По радио часто крутят фигню, а все, что на моем айподе, мне уже надоело.
— Да ради бога, — отвечаю я, но на самом деле очень надеюсь, что одну вещь оттуда он все-таки не слушал, а именно…
— «Гипсовый замок», — говорит он. — Просто отвал башки!
Черт.
— Это, реально, вещь.
— Ты серьезно? — переспрашиваю я, стараясь не выдать волнение. — Мой учитель музыки сказал, что это шумовая каша.
Виржиль смеется.
— Он прав.
— Вот спасибо!
— Ну, ты явно увлеклась спецэффектами, и можно было не так усердствовать с тактовыми размерами, особенно в «Девушке в башне» и «Никого не впускай».
Я чувствую, как растерянность уступает место раздражению.
— Что-то не помню, чтобы я интересовалась твоим…
Он меня перебивает:
— Но там есть один грек — акустический, «Стальной обруч», — и вот это полный отпад, от начала до конца. Очень красиво. Я бы даже сказал, это почти совершенство.
Секунду мы молчим, потом он спрашивает:
— Так что это вообще за тема? «Время остановилось» и «Маленький принц» — явно о чем-то одном.
О да. Та и другая вещь — про Трумена. И я не хочу об этом разговаривать. Ни с Виржилем, ни с кем-то еще.
— Анди, ты там?
— Да… Слушай, мне надо бежать. Куча дел в библиотеке и все такое. А я еще даже не оделась.
Снова пауза, потом он произносит:
— Извини. Видно, моя очередь быть засранцем.
Мне почему-то становится смешно.
— Спасибо, что сравнял счет, — улыбаюсь я. — Теперь мне полегчало.
Мы договариваемся о встрече, чтобы он вернул мне айпод. Он предлагает пересечься у Реми в воскресенье. Приходится напомнить, что я улетаю.
— Понял, — вздыхает он. — Ладно, что-нибудь придумаем. Может, завезу его в следующую смену. Ну что, пока?
Из трубки доносятся какие-то странные звуки. Я спрашиваю:
— Что там у тебя происходит?
— Без понятия. Тут какой-то фиолетовый чудик с жирной жопой.
— Чего?.. Какой чудик?
— Фиолетовый. Вот, прямо передо мной.
— Ты пьяный, что ли?
— Да нет, он по телеку. Мой братец обожает эту передачу. Он, кстати, американец. Может, ты его даже знаешь.
Я окончательно сбита с толку.
— Твой брат американец?
— Да нет же! Хмырь этот. У него маленькие такие ручонки и здоровенные белые зубищи.
— А, так это детская передача?
— Он все время поет: ай лав ю, ю лав ми. Не знаю, на что он намекает, я его впервые вижу. По-моему, это какой-то звероящер. Его зовут Берни.
Тут я начинаю ржать.
— Барни! — говорю я. — Это динозаврик.
— Прости, — отзывается Виржиль. — Я не спал и плохо соображаю.
Я совсем забыла, что днем он обычно спит. Видимо, он всего час как вернулся с работы. Наверняка валится с ног после ночной смены и мечтает поскорее отрубиться, но вместо этого звонит мне, чтобы я не волновалась за свой айпод. И тут до меня доходит еще одна вещь: это классный поступок.
— Ты небось совсем замученный, а тут я со своим айподом, — говорю я.
— Да ерунда.
— Ладно. В общем, спасибо тебе. Пока.
— Анди, постой. У меня тут возникла идея насчет «Маленького принца». Я уже въехал, что ты не хочешь про это говорить, но это важно. По-моему, там напрашивается другой аккорд. После второго куплета, перед припевом. Нужен какой-то противовес твоему фа минору. Что-нибудь, что немного все оживит. А то сейчас звучит как панихида.
— Вообще-то это и есть панихида, — отвечаю я и снова начинаю злиться.
— Да ради бога, но сделай ее позабористей. Забористая панихида гораздо интереснее.
Я не успеваю его перебить — он начинает напевать мою мелодию, уходя после второго куплета в до мажор. И, черт побери, он оказывается прав. Я слушаю и забываю про Трумена и про свою тоску, теперь я думаю только о музыке. Чувствую ее. Растворяюсь в ней.
Мы еще долго висим на телефоне, почти не разговаривая словами, обмениваясь только нотами и ритмом и паузами. Потом наконец его голос становится совсем тихим и низким, он почти бормочет. Барни тоже больше не слышно.
Я смотрю на часы. Почти десять.
— Ты где? — спрашиваю я.
— Лежу на своей кровати.
— Ну вот, а я не даю тебе спать… Прости, я…
— Нет-нет. Давай дальше, — говорит он.
— В смысле?
— Спой еще. Мне жутко нравится твой голос. И твои песни. Они крутые. Куда лучше, чем этот Барни. Они меня убаюкивают.
— Вот это успех! Так и напишу на своем первом альбоме: «Круче, чем Барни! Вас сморит сон!» — шучу я. Виржиль в ответ смеется. Потом повторяет:
