— Привет, Маш… С тобой все в порядке?
— Да, Лен…
— А чего сразу не открыла?
— Не знаю… Не слышала, наверное.
— Да? Странно, странно…
Лена стояла в дверях, переминалась с ноги на ногу, внимательно вглядываясь в ее лицо. Видела же, что лицо вусмерть зареванное, но произносить сакраментального «ой, прости, я, кажется, не вовремя», судя по всему, не собиралась. Наоборот, с каждой секундой исполнялась все большим любопытством, грозящим перейти в стадию бесцеремонности.
— Маш… Дай пройти-то, чего в дверях истуканом выстроилась? Или нельзя?
— Ну почему нельзя, проходи… — вздохнула обреченно, отступив два шага назад. И отметила про себя грустно — а что делать? Разве ее трусливая натура может противостоять бесцеремонности? Нет, не может. И никогда не могла. А вот если бы могла… Ох, с каким бы наслаждением она закрыла дверь перед любопытным носом соседки!
— Расскажи, как съездила, что привезла, — шустро перешагнула порог Лена, захлопнув за спиной дверь. — Ой, а чего это у тебя чемодан до сих пор неразобранный? Ты когда приехала-то?
— Вчера…
— Ни фига себе! А чего делаешь целый день, если даже чемодан разобрать не удосужилась?
— А что, уже день?
— Ну, ты даешь! Что с тобой? Так хорошо отдохнула, что заболела?
— Да, что-то мне плохо, Лен. Не соображаю ничего, извини.
— Да я тоже смотрю, ты вроде как не в себе. Плакала, да? Что случилось, Маш?
— А который час, Лен, не подскажешь?
Наобум спросила, лишь бы что-то спросить. И очень удивилась, когда Лена тихо произнесла:
— Вообще-то уже третий час пополудни… Мы только что с детьми пообедали.
— Третий час?!
Она и впрямь испугалась почему-то. Может, потому, что действительно времени не почувствовала. Она всегда его раньше чувствовала, могла и без часов определить временной путь от утра до ночи. Все минуты чувствовала, все секунды, как они утекают в небытие, словно песок сквозь пальцы… Нет, это чувство не было грустным, наоборот, давало странную уверенность в себе. Утекают, мол, и что такого? Зато я их чувствую, я в них живу.
— Да что случилось, Маш? Можешь сказать? Чего ты таращишься на меня, будто я тебе чужая? Даже не спросишь, что там у нас на работе.
Да, с Леной они работали вместе, так уж неказисто получилось. Год назад сама притащила ее к себе в бухгалтерию, упросила начальницу взять на работу. Пожалела, душевное участие проявила. Лену к тому времени муж бросил, оставил с двумя детьми на руках, мыкалась женщина без копейки, как не помочь? Это уж потом поняла, что не стоило этого делать. Говорят, ни соседей, ни родственников нельзя к себе на работу тащить. Потом, что ни случись, вся ответственность на тебя ложится. Да и ни к чему на работе лишние сплетни с места жительства, лишние дружбы.
— Что там у нас на работе, Лен? — повторила за ней послушно, идя на кухню.
Лена пришла за ней, основательно уселась за кухонным столом, сложила перед собой руки, как прилежная школьница.
— Да все нормально, в общем… Начальница в отпуск собирается, купила тур на Бали, через две недели улетает. Круто, ага?
— Да. Круто.
— Маш, а все-таки… У вас в семье что-то происходит, да?
— А что у нас? Ничего у нас…
— Нет, но как же… Я твоего Сашу третьего дня видела, он с чемоданами в машину грузился. Я еще подумала — в отпуск, что ли, по отдельности стали ездить? А он увидел меня и говорит — можно, мол, тебя попросить, Лен… Ты, говорит, заходи к Маше почаще… А лучше — каждый день заходи, хотя бы первое время… Чего это он, а, Маш? Какое первое время? Куда он поехал-то?
— Никуда! — вдруг обозлилась она, осторожно трогая пальцами взбухающие болью виски. — На кудыкину гору, воровать помидоры! Нет, вру, не помидоры, а груши… Как там говорят? Муж объелся груш, да?
— В смысле? Что ты имеешь в виду? Ты же не хочешь сказать, что… Ой, Маш…
— Да, хочу. Именно это и хочу сказать. Ушел он от меня, Лен. Только не спрашивай куда. Ясно же, куда. К другой женщине.
— Да иди ты! Не, что ты, не может быть… Чтобы твой Саша…
Лена медленно подняла ладонь, зажала ею чуть приоткрытый в страшном удивлении рот. Хорошо хоть глаза не закрыла. В глазах уже плясало свеженькое, радостно удовлетворенное любопытство. Оно дрожало, взбухало с каждой секундой все больше, требовало дополнительной пищи. И само себя будто стыдило — тихо, уймись, неловко же, ей-богу… Прикройся белыми одеждами обязательного сочувствия, а то и в самом деле неловко! А к сочувствию искренности подбавь, хоть на два грамма. Или в чем там измеряется лживая искренность неуемного женского любопытства?
Глядя Лене в глаза, она подумала с тоской — ну, все… Теперь весь дом узнает. И весь бабский коллектив на работе — тоже. Как бы ее выпроводить поскорее? Узнала «добрую» новость, и хватит. И без того всю энергию съела, какая в загашнике оставалась. Чужое любопытство — оно ужасно прожорливое.
— Знаешь, Лен… Ты извини, конечно, но у меня совсем времени нет. Мне собираться надо. Я сейчас к Славке уезжаю, так что извини.
— Да? А, да, я понимаю… Только… Как же так, Маш? Чтобы твой Саша… Нет, у меня просто в голове не укладывается! Нет, а он что… не дождался, когда ты приедешь? Ты в Испании отдыхала, а он, значит…
— Лен, меня дочь ждет. Мне ехать надо.
— Да, да… А когда ты вернешься, Маш? Давай я вечером зайду? Тебе же, наверное, выговориться надо, а?
— Нет, не надо. Мне есть кому выговориться, спасибо. Пойдем, я тебя провожу.
Бедной Лене ничего не оставалось, как покинуть информационное поле без выяснения подробностей. Шагнув за порог, Лена обернулась, взглянула напоследок с любопытством, хотела еще что-то спросить, но она торопливо захлопнула дверь, даже цепочку накинула для верности. Потом остановилась на секунду у зеркала…
Лучше бы не останавливалась. Ужасно, что Лена ее в таком состоянии видела. Тем более после ее ухода стало еще хуже. Бродила по квартире из угла угол, пытаясь справиться с очередной панической атакой. Хоть бы Славка позвонила, что ли! Она же сказала вчера — буду, мол, часто звонить. И приходить. И где? Никому, никому нет до нее никакого дела.
Славка позвонила. Вечером. Осторожно спросила в трубку:
— Ну как ты, мам?
— Хорошо.
— Честно?
— Не совсем. Если честно, то плохо.
— Хочешь, я завтра приеду? Сегодня не могу, мы к шефу Макса на юбилей идем. А он мужик мнительный, если не придем, не так истолкует.
— Да, конечно, Слав. Надо обязательно идти к шефу на юбилей.
— Ой, а завтра у меня тоже не получится. Но в понедельник обязательно, мам.
