– В старину детей специально на твердое клали и ножки туго пеленали, чтоб ровные росли. Люди зря не придумают!
Как всегда ее поговорки и истории были невозможно скучны и лишь усиливали всегдашнюю неловкость.
Настоящая жизнь начиналась во дворе. В той первой в его жизни дворовой компании Володя оказался одним из самых младших. Правда, высокий рост выручал, ему даже прозвище досталось вполне приличное – Седой, из-за очень светлых волос. Совсем не обидно, не то что Хлюпик или Кочан. Володя на самом деле не был ни хлюпиком, ни кочаном, никогда не ябедничал, терпел любую боль, мастерски «метал ножичек», но при этом не хитрил и не оттягивал чужую территорию. И бегал он быстрее многих старших ребят, и бита у него была шикарная, хорошо отполированная и бережно хранимая. Мама любила повторять, что Володя весь в отца, такой же ловкий и сильный, но как можно было в это поверить, глядя на лысого старика, вечно сидящего на диване с газетой?
Еще с войны во дворе оставался котлован с водой, говорили, его специально вырыли для тушения зажигательных бомб, но так и не собрались засыпать. Весной котлован превращался в огромный пруд, и большие ребята плавали по нему на плотах, сбитых из краденых в дровяном сарае досок. Малолетки, конечно, не допускались, но один раз Володе по-настоящему повезло. Нет, он не канючил, как Валька-Хлюпик, не обещал отдариться конфетами или ножиком, он просто помогал укреплять доски, честно тянул онемевшими руками жесткую мокрую веревку и наконец так ловко забил гвоздь, что сам призывник Витька Зуев первым протянул руку и ловко задернул его на отплывающий плот.
– И чтобы ни шагу с центра, понял? Убью на месте!
Плот скрипел и раскачивался, над головой ярко светило солнце, все дальше уходил берег, стали почти не видны сараи и помойка… И он понял, что такое счастье. Настоящее безраздельное счастье. И еще подумал, что обязательно станет моряком! Да, моряком или даже капитаном на огромном океанском корабле, где такая же свобода, риск, отвага и суровая мужская дружба.
Хорошо, что Володя не любил болтать и хвастаться, как многие ребята. Потому что скоро мечта про океан и корабли сменилась совсем-совсем другой, еще более страстной и недостижимой.
Но сначала они переехали. Переехали далеко, в район Таганки, в большой красивый дом с гулким подъездом и свежевыкрашенной лестницей, ведущей на их замечательно высокий четвертый этаж. Родители не переставали радоваться просторной комнате, балкону, настоящему паровому отоплению. Володе тоже понравился новый дом и собственная кровать с тумбочкой, но все-таки было очень жаль расставаться с дворовой компанией и особенно с котлованом.
Сестра к этому времени уже заканчивала школу, такая длинная сердитая тетка с косами. Они приходили домой с подружкой Таней, тоже взрослой теткой, но пониже и покруглее, раскладывали на обеденном столе тетрадки, так что нельзя было ни прыгать, ни включать радио, ни даже рисовать, и писали свои бесконечные уроки. Получалась какая-то лишняя несправедливость в столь взрослой сест-ре – не товарищ по играм, но еще один воспитатель и надзиратель! И если маму иногда удавалось разжалобить рассказами про внезапно заболевший живот, то с Ольгой такие номера не проходили, ни о каком гулянье с нерешенной задачкой не приходилось и мечтать. Она и отцу могла нажаловаться, а отец сразу брался за ремень!
Однажды в конце первого класса Володю оставили на час после уроков за глупую драку с девчонками. Сами же приставали и дразнились, а потом помчались жаловаться! В принципе, ничего страшного, мама все равно возвращалась с завода только вечером, но именно в тот день сестра заявила, что придет в школу поговорить с директором. Зачем ей, спрашивается, чужая школа, если она осталась учиться в прежнем районе?! Самое ужасное, что кабинет директора находился прямо напротив коридора, ведущего в раздевалку, нельзя же уйти зимой без пальто! Так и осталось на всю жизнь – он, стриженный наголо ушастый первоклассник, ползет под батареями парового отопления вдоль длинного коридора, бесконечного ужасного директорского коридора, с замиранием сердца ожидая грозного сестриного оклика.
Впрочем, Ольга вскоре почти исчезла из Володиной жизни. Она поступила в университет на химический факультет. Дома теперь только и говорили про химию и ее замечательные возможности – нейлоновые рубашки, плащи-болонья. Ольга уверяла, что скоро и продукты питания заменят химическими, более дешевыми и удобными, но тут родители начинали дружно огорчаться. Понятно, с их деревенским воспитанием и привычками никак не сочетались химический хлеб или молоко, хотя все нормальные люди знали, что уже разрабатываются специальные упаковки и тюбики для питания космонавтов.
Да! Вот это самое главное – началось освоение космоса! Вокруг с утра до вечера говорили про спутники – и по радио, и в школе, и на улице. Мальчишки по вечерам высматривали красную, скользящую по небу точку, всех дворовых собак дружно переназвали в Белок и Стрелок. Но все-таки ничто не смогло сравниться с первым полетом космонавта!
– Гагарин! – вопили ребята во дворе. – Человек в космосе, наша взяла!
Кажется, никогда раньше не случалось такого радостного дня. Из репродуктора с утра разлеталась музыка, в школе вместо занятий устроили торжественную линейку, выступал директор и учитель истории, даже вынесли знамя, как на Первое мая. Люди на улицах смеялись и поздравляли друг друга, родители не отрывались от недавно купленного телевизора. Самое удивительное, что мама, которая не любила никаких праздников и никогда не ходила на первомайскую демонстрацию, мама тоже очень радовалась, всплескивала руками и даже поставила на стол букет цветов. Но все равно потихонечку крестилась и шептала «спаси и сохрани». Нет, родители были неисправимы.
Вот тогда Володя решил уже всерьез, без глупостей и болтовни, пробиться в отряд космонавтов! Правда, почти все знакомые мальчишки бредили космосом, но они трепались и хвастались, а он точно знал: пробьется! Подготовится и пробьется. Конечно, могут и не принять, от одной мысли накатывал такой страх, что холодели руки и кончался воздух в груди, но почему, почему?! Он крепкий и выносливый, как лошадь, быстро бегает, может сколько угодно крутиться на карусели или висеть вниз головой на турнике. Понятно, что будут набирать новых людей, впереди дальние перелеты, посадка на Луне, освоение Марса. Он начал специально тренироваться, подолгу задерживал дыхание, стоял на руках, бесконечно крутил сальто на турнике и брусьях. К сожалению, ни во Дворце пионеров, ни в районной спортивной школе не получалось узнать, какая еще нужна подготовка и какие документы. Каждый новый полет, новое имя – Титов, Николаев, Попович – отзывались в сердце чувством радости и обиды одновременно. Время стремительно уходило, а он продолжал обычную школьную жизнь, играл в футбол, ездил в пионерлагерь, ничуть не приближаясь к заветной мечте.
Кстати, пионерлагерь! У родительского завода был свой лагерь, как и у многих других крупных предприятий. Почти все заводские ребята ездили, но чаще только на одну смену, а не на целое долгое бесконечное лето. Но разве поспоришь с отцом: раз есть лагерь – нужно его использовать в полной мере!
Первое лето в лагере показалось семилетнему Володе невыносимым. Почему-то заставляли ходить строем и спать после обеда, еда была невкусной, а футбол только для старших отрядов. К тому же он постыдно скучал по маме, особенно по вечерам. Большая, общая на всех мальчишек палата казалась бесконечно пустынной и неуютной, и все время хотелось плакать. Два раза в месяц полагались родительские дни, Володя каждый раз отчаянно просился домой, но отец только сердился:
