Сквозь звон в ушах он услышал:
– Ну, и на кого рассчитана эта пропаганда, как думаете, товарищ Крылов?
– Думаю, на англичан и американцев, товарищ Сталин. – Илья нахмурился и добавил чуть тише, как бы размышляя вслух: – Финны ждут высадки англо-французского десанта, больше им надеяться не на что.
Желтые глаза блеснули, пальцы продолжали нежно покручивать кончик уса.
– Как считаете, товарищ Крылов, отправят англо-французы свой десант на помощь финнам?
– Могут, товарищ Сталин, – выпалил Илья.
Высадка десанта означала бы вступление СССР в войну с Англией и Францией. Хозяин, конечно, боялся такого поворота событий, и оставалась надежда, что этот страх заставит его поскорее закончить Финскую войну.
– Ни черта они не могут. – Сталин вяло покачал головой и показал в улыбке редкие прокуренные зубы. – Кишка тонка. Норвегия и Швеция никакого десанта через свои территории не пропустят.
– Товарищ Сталин, они пропускают через свои территории отряды добровольцев, продовольствие, военную технику. Англичане готовятся бомбить Баку с турецких авиабаз, – медленно, очень спокойно произнес Илья, глубоко вздохнул и добавил: – Итальянские военные самолеты летят в Финляндию с посадкой и дозаправкой в Германии.
В голове неслось: «Я сошел с ума. Одно дело – письменные сводки, там я смягчаю, и совсем другое – вываливать смертельную крамолу устно, в неразбавленном виде».
– Откуда у вас такая информация, товарищ Крылов?
Илья ждал этого вопроса и с готовностью ответил:
– О намерениях англичан бомбить Баку открыто сообщает европейская пресса. Возможно, это только угроза, но вполне осуществимая. Ни Норвегия, ни Швеция помешать не смогут. А итальянские самолеты – факт. На финских аэродромах уже больше ста истребителей и бомбардировщиков фирмы «Фиат». Без посадки и дозаправки в Германии они бы до Финляндии никак не долетели.
Хозяин не отрываясь глядел на Илью снизу вверх. Пальцы оставили в покое кончик уса, вытащили из коробки папиросу.
«Слышит, – изумился Илья, вглядываясь в темное рябое лицо, – в глазах что-то похожее на движение мысли».
Молотов услужливо чиркнул спичкой. Хозяин закурил и бросил мрачно, уже не глядя:
– Идите, товарищ Крылов.
* * *
Жители и гости Хельсинки привыкли к бомбежкам. Во время завтрака завыла сирена. В отеле «Кемп», набитом иностранными журналистами, считалось дурным тоном вскакивать из-за стола и бежать в бомбоубежище. Гости спокойно ели, официанты-финны разносили блюда.
Когда раздался первый взрыв, Ося поперхнулся куском хлеба, глотнул воды и продолжил завтракать. Он насчитал тридцать два взрыва, а позже узнал, что всего за утренний налет упало полторы тысячи бомб.
Отельная обслуга состояла из стариков. Молодые воевали. В самом начале войны под бомбами погибло много детей. Репортеры из Америки и Европы, побывавшие в Финляндии в декабре тридцать девятого, цитировали в своих репортажах детские некрологи, печатавшиеся в финских газетах. К 1 января сорокового всех детей эвакуировали в Швецию. Подростки, начиная с четырнадцати, уезжать отказывались.
Мальчики и девочки дежурили на вышках, наблюдая за вражескими самолетами, несли караульную службу, работали санитарами, прачками, поварами, судомойками, шили маскхалаты, вязали для солдат свитера, перчатки, шлемы. Они готовы были не спать сутками, мерзнуть, умирать – только не сдаваться. Они быстро овладевали оружием и рвались в бой.
Финны сражались жестоко, но к пленным были великодушны. Одевали, лечили, кормили, держали в тепле.
Уцелевшие афишные тумбы и стены домов пестрели карикатурами на Молотова. Он стал символом этой войны, но не великим и грозным, а нелепым и жалким. Его не проклинали. Над ним потешались, его имя всегда произносилось с презрительной усмешкой.
Ося бродил со своей «Аймо» по искалеченным улицам, снимал разрушенные дома, заколоченные витрины, мешки с песком, мальчика на велосипеде. Ему было не больше пятнадцати. Приподнявшись над седлом, он упруго крутил педали и что-то насвистывал. Колеса скакали по разбитому заснеженному булыжнику, за плечами прыгала винтовка.
Команда пожарных разбирала обгоревшие развалины, рядом стояла санитарная машина, раненых грузили на носилки. Две девушки в военной форме из женской организации «Лотта-Свярд», болтая и хихикая, волокли пулемет на детских санках.
И вдруг что-то белое мелькнуло прямо перед объективом.
– Привет, Джованни!
Кейт Баррон в серебристой норковой шубке, в белых пушистых варежках, с подкрашенными губами и ресницами, выглядела как инопланетный пришелец.
– Только что взяла интервью у молоденькой лотты, повезло, девочка отлично говорит по-английски. Училась в Колумбийском университете, как только узнала, что началась война, сразу вернулась на родину, к родителям, к жениху. Удивительно мужественный народ, восхищаюсь финнами.
– Кейт, а как же любовь к товарищу Сталину? – поинтересовался Ося.
– Бросьте, – она махнула рукой, – какая любовь? О чем вы? Мало того, что он патологически жесток, он, оказывается, еще и глуп. Политик обязан соотносить свои аппетиты со своими возможностями. Что у него за армия? Да они вообще не умеют воевать. Что он получит в итоге? Ну, оттяпает кусок финской территории, а дальше?
– Дальше Швеция, – пробормотал Ося, не отнимая камеры от лица.
– Вот именно, Швеция, – с жаром подхватила Кейт, – шведская железная руда нужна Гитлеру как воздух, поэтому он тут главное заинтересованное лицо, а Сталин пляшет под его дудку.
– Простите, не понял.
– Да это же очень просто. Главное требование русских – полуостров Ханко. Советская военная база на Ханко обеспечит Гитлеру свободную перевозку шведской руды по Балтике в условиях британской блокады.
Ося тихо присвистнул и покачал головой.
– Кейт, вы же говорили, что это временный союз.
– Разумеется, временный, только, судя по всему, Сталин об этом не догадывается. Ради Гитлера он готов оказаться в международной изоляции, потерять остатки престижа, опозориться на весь мир.
– Подождите, но вы же сами только что сказали про его аппетиты. Очень хорошо сказали. Политик обязан соотносить свои аппетиты со своими возможностями. Наверное, он все-таки пытается захватить чужие территории не только ради Гитлера, но и для себя?
– Скорее всего, именно так он и думает, но действует точно по плану Гитлера.
– Да-а, милая Кейт, – тихо протянул Ося, – я вижу, вы коренным образом поменяли свои прежние убеждения.
– Убеждения? Вы смеетесь? Конечно, в юности, в университете, я, как все, увлекалась левыми идеями, ну, вроде ветрянки. Обязательно надо переболеть, чтобы иметь надежный иммунитет.
– Значит, в сентябре, в Брест-Литовске, ваша ветрянка все еще продолжалась. – Ося отвернулся, направил камеру на пустырь перед разрушенным домом.
