– Прости, выдернул тебя, но после разговора с Митей совершенно не могу спать. Чаю хочешь?
– Спасибо, чуть позже. – Илья достал из кармана измятые листки, расправил, объяснил: – Копия, Родионов перепечатал.
Карл Рихардович взял письмо. Илья присел на подлокотник его кресла. Захотелось прочитать еще раз, вместе с доктором, его глазами, потому что собственные здорово замылились.
Дорогой Вернер!
Меня выпустили из тюрьмы, я в ссылке, в Сибири. Со мной Женя. Позже напишу подробней. Сейчас главное. Мне удалось собрать нашу игрушку. Идея о недостающих звеньях пришла в голову, когда я сидел в тюрьме. А тут, в ссылке, в моем распоряжении оказалась вполне приличная лаборатория. Больше всего на свете мне хочется поделиться с тобой, рассказать, обсудить, узнать, как у тебя продвигается работа. Но не могу, во всяком случае, пока, в этом письме. Ты поймешь почему.
Незадолго до того, как игрушка была готова, я прочитал об открытии Отто и сразу догадался, чем сейчас заняты твои коллеги в Далеме. В Первую мировую они вдохновенно закачивали в баллоны отравляющие газы. Теперь колдуют над ураном. Работа сложнее в миллион раз. Среди множества задач четко выделяется одна, которая, как мы оба знаем, сегодня технически неразрешима.
Собрав игрушку, я принялся обрабатывать световой лавиной все подряд. Тут неподалеку есть заброшенная штольня. В прошлом веке добывали серебро. Ну, а где серебро, там и обманка. В июне я трижды отправлялся туда, первый раз пешком, потом на телеге, запряженной мерином. Обманку собирал в корзины из березовой коры. В лаборатории обработал, получил гекс и попытался при помощи игрушки решить ту самую неразрешимую далемскую задачу. Это оказалось непросто, но заняло меньше времени, чем походы за обманкой и переработка ее в гекс. В жалких условиях моей лаборатории, вручную, в одиночку, мне удалось получить девять граммов обогащенного урана.
Все-таки колоссальную штуку мы с тобой придумали! Удача с гексом лишь побочный эффект, но сегодня игнорировать это нельзя.
Уверен, ты тоже скоро соберешь игрушку, если уже не собрал. С ураном возиться не станешь, у тебя под рукой его нет, одалживать у далемских друзей в голову не придет. Опубликуешь. Полное твое право, собрал ведь сам, без меня. Будет сенсация. Почти никто не верил, и вот! Любуйтесь, изучайте. Изучат, начнут экспериментировать и наверняка придут к тем же результатам, что и я. Последствия легко предсказуемы.
Мои девять граммов передали на экспертизу папе И. Как он отнесется, можешь представить. Обвинений с меня не сняли, поэтому публиковать все равно не будут. Если бы не побочный эффект, я бы вообще не высовывался, тихо экспериментировал, совершенствовал игрушку, ждал лучших времен. Но девять граммов развязали мне язык. Я стал искать способ предупредить тебя.
Отправить письмо по почте – полнейшее безумие. Перехватят, увидят берлинский адрес и упекут меня опять, а скорее всего, расстреляют. Но даже если случится чудо и конверт пересечет границу в почтовом вагоне, тогда еще хуже. У вас наверняка вскрывают письма из СССР. Зашифровать текст так, чтобы, кроме тебя, никто вообще ничего не понял, я не могу.
Пишу иносказательно и не очень внятно. Мне поставили условие: не должно быть формул и технических деталей. Главное, чтобы ты знал: игрушка дает возможность сделать Б. очень быстро. Несколько месяцев, максимум – год.
Не сомневаюсь, Альберт и ко. уже подняли тревогу, в США работы начались. У нас не только добычу, но даже и разведку месторождений не начинали. Почему – понять слишком сложно или слишком просто. Но это факт.
Если ты письмо читаешь, значит, человек, передавший его, заслуживает доверия. Он не из той конторы, которая меня посадила. Он и его коллеги действуют неофициально, по собственной инициативе, и рискуют головой.
Жду твоего ответа. Пожалуйста, напиши и отдай тому, от кого получишь мое письмо.
Как Герман и Эмма? Ты уже дед? Я еще нет. Как Лиза? До сих пор работает с Отто или пришлось удрать? Прочитав об открытии, я подумал о Лизе. Зная Отто, сомневаюсь, что он сумел обойтись без ее мозгов.
Надеюсь, мое предупреждение не опоздало, у тебя еще осталось время принять решение, а у наших внуков – шанс вырасти.
Твой Марк.
Дочитав, Илья встретил взгляд Карла Рихардовича. Серые глаза, увеличенные линзами очков, смотрели спокойно, задумчиво. Илья тихой скороговоркой пояснил:
– Обманка – старое название урановой смолки. Гекс – гексафторид урана. Герман – сын Брахта, Эмма – невестка. Альберт – вероятно, Эйнштейн. Кто такая Лиза, неизвестно. Остальное вы поняли. – Он прерывисто выдохнул и спросил: – Ну, что думаете?
– Какая разница, что я думаю? – Доктор пожал плечами. – Митя сказал, Проскуров считает – письмо отправлять нельзя, категорически.
– А вы считаете – можно?
– Нужно. Чем быстрее, тем лучше.
– Это сразу «вышка», для меня, для Проскурова, – сквозь зубы процедил Илья, – причем «вышка» за дело. Это вам не троцкистский заговор, не толченое стекло в сливочном масле. Измена родине, самая настоящая.
– Подставить родину под урановую бомбу – не измена? – Доктор снял очки, потер переносицу.
– Вот как раз письмом и подставим. – Илья пересел с подлокотника в кресло напротив. – Брахт не знает про изотопы, мы даем подсказку.
– По-твоему, Мазур немецкий шпион? Нарочно это делает?
– Не передергивайте! Конечно, никакой он не шпион, просто живет иллюзиями, слепо верит в порядочность этого немца.
– А ты, Илюша, во что веришь? – Доктор прищурился.
– В осторожность и в здравый смысл!
Карл Рихардович покачал головой, пробормотал:
– Интересно… Значит, осторожность велит тебе сидеть тихо, не рыпаться, а здравый смысл подсказывает, что Мазур наивный дурак, а Брахт безмозглый мерзавец?
Илья помолчал, подумал, потом быстро произнес:
– Не знаю. Не могу судить о людях, которых никогда не видел.
– На, смотри, – доктор подвинул к нему журнал, открыл страницы, заложенные большой лупой. – Мазур второй справа, Брахт третий.
Илья скользнул взглядом по фотографии, усмехнулся:
– Я плохой физиономист.
– Не ври, ты отлично умеешь читать по лицам. Другое дело – снимок мутный. Но по буквам ты умеешь читать еще лучше. Письмо Проскурову Митька пересказал мне почти дословно, так же как и письмо Брахту. Мазур вовсе не наивный дурак, и ты это понимаешь не хуже меня. Он хорошо подумал, прежде чем принять решение.
– Слишком хорошо, заранее все решил за нас.
– Естественно. – Доктор развел руками. – Потому что мы вообще ничего не знаем. Сплошные неизвестные. Собрал ли Брахт резонатор? А вдруг он эмигрировал в Америку? Или умер? Мазур тоже знает мало, но все-таки больше, чем мы. Главное, он знает Брахта и уверен, что в работе над бомбой Брахт участвовать не станет.
