– Ну да, чтобы они убедились. Вам ведь удалось получить обогащенный уран?
– Девять граммов.
– Девять граммов, – повторил Митя, – то есть вы вручную набрали урановую смолку…
Профессор кивнул, поправил дужку очков.
– Главное не трогать голыми руками и не класть в карманы штанов. Серафима Кузьминична, добрая женщина, одолжила мне два берестяных лукошка, вот я в них и собирал смолку, как заправский грибник. Мы с Владимиром Ивановичем еще в девятьсот десятом нашли тут, на берегу Байкала, небольшое месторождение.
«Конечно, ведь он участвовал в тех дореволюционных экспедициях Вернадского», – вспомнил Митя и спросил:
– Почему вы решили облучать именно уран?
– Видишь ли, когда я смастерил свою игрушку, принялся облучать все подряд. Если у тебя вдруг получается то, что вчера считалось невозможным, сразу наглеешь. Вот попалась на глаза статейка о расщеплении. А кстати, не верится мне, что Ган сам додумался. Я ведь неплохо с ним знаком. Во-первых, Ган – химик. Во-вторых, слишком законопослушный для такого открытия, куража в нем нет. Насчет Штрассмана ничего сказать не могу, видел его один раз в жизни.
– Везде написано, что открыли Ган и Штрассман, – удивленно заметил Митя.
– Ну, раз написано… – Старик развел руками, помолчал, пристально взглянул Мите в глаза: – Ты вот лучше скажи, удалось нашей доблестной разведке выяснить, делают немцы урановую бомбу или нет?
– Данные пока только косвенные, но сомнений не вызывают. Во-первых, публикации прекратились на эту тему. Во-вторых, еще весной прошлого года немцы стали скупать уран в немереных количествах, засекретили два десятка научных институтов.
– Еще бы им не делать. – Старик хмыкнул. – Вот если бы ты ответил: нет, пока неизвестно, я бы подумал, что этот твой главный разведчик… – Он кашлянул в кулак. – Дрянь, а не разведчик. Извини, конечно.
– Меня бы сюда не прислали. – Митя отвел взгляд. – К вашему письму очень серьезно отнеслись.
Марк Семенович кивнул, помолчал, глотнул остывшего чаю.
– Знаешь, когда я прочитал об открытии, вспомнил строчку Гёте: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Так странно все совпало. Время – канун Второй мировой войны. Место – Германия. Далем. Там в Первую мировую Отто Ган занимался отравляющими газами. И вот теперь, когда началась следующая война, прямо в руки Гитлеру плывет ядерное оружие, из того же Далема.
– А Брахт? – спросил Митя. – В Первую мировую чем он занимался?
– Уж точно не газами. Во-первых, Вернер не химик, во-вторых, не карьерист, а главное, не такой законопослушный, как все они. Вернер независимый, умный, жестокости в нем нет ни капли. Но и Отто нельзя назвать злодеем. Наоборот, мягкий, чувствительный, даже сентиментальный. Раньше твердил, что ядовитые газы быстро покончат с войной и таким образом спасут множество жизней. Теперь, вероятно, те же надежды возлагает на урановую бомбу. Помню, он рассказывал, как летом пятнадцатого года попал на передовую, лично участвовал в газовой атаке, распылял фосген. Облако рассеялось, он увидел поле, усыпанное трупами русских солдат, и бросился оказывать помощь тем, кто еще подавал признаки жизни. Отто даже пустил слезу, когда рассказывал. Если через год-полтора бомбардировщик люфтваффе скинет урановый подарок на Лондон или на Москву, Отто наверняка разрыдается.
У Мити невольно вырвалось:
– Вот сволочь!
– Ну почему? – Профессор ухмыльнулся. – Патриот своей страны, законопослушный гражданин, интеллектуал, уважаемый ученый, почтенный отец семейства. Ладно, черт с ним, с Ганом. – Он задумался, потер лоб искалеченными пальцами. – Все-таки поразительно… Знаешь, в прежней жизни, до ареста, я бы вряд ли решился. Что? Ионизировать изотопы урана монохроматическим лучом? Вы в своем ли уме, уважаемый профессор?
Марк Семенович скорчил такую забавную рожу, что Митя не выдержал, громко прыснул. Старик нахмурился.
– Тс-с, Женьку разбудишь… Да, стоило проторчать в одиночке два с половиной года, чтобы почувствовать себя по-настоящему свободным. Что скажет наш пророк и учитель, великий академик Иоффе? Как посмотрит ученый совет? Наплевать! Взял берестяные лукошки, набрал смолки, сколько нужно, и вперед, к празднику чистой науки!
Митя покачал головой, прошептал:
– Лукошки… В таких условиях, практически из ничего, на коленке девять грамм обогащенного урана.
– Ну, милый мой, Резерфорд вообще все делал из ничего, на коленке. Тут, конечно, не Кембридж, но тоже кое-какие возможности имеются. – Он задумчиво пожевал губами. – Собрал бы я свою игрушку в Москве? Не уверен. Ну, ладно, допустим. Стал бы возиться с ураном? Ни за что! С какой стати? При чем здесь уран? И не раздобыл бы я его в Москве, даже если бы захотел.
– Да, правда, – прошептал Митя.
– Вот то-то, что правда. У нас ведь никакой добычи не ведется. – Он усмехнулся, поймав тревожный взгляд Мити. – Хочешь спросить, откуда знаю? Живу давно, вот и знаю. Или скажешь я не прав?
– Правы, – печально кивнул Митя, – вообще, не понимаю почему. Урана полно, ученые есть, не хуже немецких.
– Ну, это, милый мой, вопрос не ко мне. Может, там… – Он поднял глаза к потолку. – …ждут, когда где-нибудь взорвется? Ужасный конец или ужас без конца… Странная все-таки история. В тюрьме у меня был шанс десять раз сдохнуть, однако выжил и оказался именно здесь, в Иркутске, с готовой идеей в голове и с месторождением в семнадцати километрах. Оставалось только взять лукошки и вперед, за смолкой. Вот результат. Девять граммов обогащенного урана.
– Думаете, это все не случайно? – прошептал Митя.
– Ты сам как думаешь? – Старик подмигнул. – У них свои совпадения, у нас свои.
– Вот именно, а то совсем как-то выходит несправедливо, хреново и безнадежно, – пробормотал Митя и добавил громче: – Я, как узнал, что вы резонатор собрали, совершенно не удивился.
– Ладно, не заливай. Небось удивился, что я вообще жив.
– Что вы живы – обрадовался очень. А насчет резонатора, честное слово, я еще тогда, на семинарах, был уверен – у вас обязательно получится.
– Раз-два, и готово. – Профессор тихо засмеялся.
– Нет, без шуток.
– И я серьезно. Теперь вот сам не понимаю, чего мы с Вернером так долго возились? Игрушка проста, как детский калейдоскоп. – Он, кряхтя, потянулся к этажерке, взял толстую тетрадь.
У Мити зарябило в глазах от формул и схем. Марк Семенович водил острием карандаша по страницам, как указкой по доске. Говорил тихо, быстро. Митя пытался следить за ходом его мысли, но не успевал.
– Смотри, электроны у нас перевозбуждены и находятся на высоких энергетических уровнях, бьем по ним новой порцией квантов. Возникает лавина. Они уже перенасыщены энергией, получают дополнительное облучение, срываются с верхних уровней и переходят лавинообразно на нижние, испускают кванты электромагнитной энергии. Направление и фаза колебаний этих квантов совпадает с направлением и фазой падающей волны. В результате имеем эффект резонансного усиления волны. Энергия выходной волны во много раз превосходит энергию волны, что была на входе.
