— Ну и не надо, — мягко отвечал Педди и глубоко вздохнул. Макдьюи вышел и тихо закрыл за собой дверь. А маленький священник долго сидел у стола и думал о том, правильно ли он говорил и как это трудно узнать.
22
Три мальчика сидели рядком на неудобной скамейке, ожидая приема. Макдьюи узнал их и выглянул в дверь (надо сказать, вид у него был гораздо менее сердитый, чем раньше). То были Джорди Макнэб, Джеми Брайд и Хьюги Стирлинг. Ему стало интересно, зачем они пришли, и, отпустив последнего пациента, он отослал Вилли в палату, открыл дверь и крикнул:
— Заходите, ребята!
Они вошли важно, встали по росту, словно три органных трубы, и Хьюги сказал за всех:
— Как Мэри Руа? Лучше ей? Можно нам ее навестить?
— Мэри Руа очень больна, — серьезно отвечал Макдьюи. — Зайти к ней можно. Попробуйте ее развлечь. Вы молодцы, что вспомнили о ней и спросили у меня разрешения.
— Мы не знали, что ей так худо, — сказал Джеми Брайд. — Я ее не видел с похорон… — И осекся под суровым взглядом Хьюги.
— А кошка у нее есть? — спросил Джорди.
С таким маленьким Хьюги обошелся мягче — он положил ему руку на плечо и сказал:
— Брось, Джорди! Сам увидишь. — И обратился к ветеринару: — Я слышал, она не разговаривает. Это правда, сэр?
— Она потеряла речь, — ответил Макдьюи. — Мы надеемся, что это временно. А вы к ней пойдите, расскажите ей что-нибудь занятное… Может… может, она с вами заговорит. Тогда кто-нибудь из вас прибежит и мне скажет, ладно?
— Хорошо, сэр, — сказал Хьюги. — Мы с папой ходили на яхте и чуть не утонули. Я ей расскажу, она посмеется.
Все трое не двинулись с места, и Макдьюи понял, что, как он и подозревал, они пришли не только к Мэри Руа.
— Сэр, — сказал Хьюги Стирлинг. — Можно с вами поговорить об одном деле?
Макдьюи долго раскуривал трубку, потом проговорил сквозь облако дыма:
— Да.
— Сэр, — начал Хьюги, — мы ходили вчера смотреть цыган. Это я виноват, я их повел. И деньги были мои.
— Мы тоже виноваты, — прервал Джеми Брайд. — Мы сами пошли.
— Они медведя бьют! — закричал Джорди, и накопившиеся слезы хлынули из его глаз.
— Так-так, — сказал Макдьюи, хотя и не все понял.
— Понимаете, — снова вступил Хьюги, — нам не разрешили идти. Дома очень рассердятся, если узнают.
— И правы будут, — заметил Макдьюи. — Детям туда нечего ходить.
— Нет, понимаете, там было представление! — объяснил Хьюги. — Как в цирке. Они скачут на лошадях, там лисы выступают, медведи. Я-то видел медведя в зоопарке, когда ездил в Эдинбург, я и в цирке был, но они вот никогда не видели живого медведя. А тут моя тетя, леди Стюарт, подарила мне полкроны, и еще у меня был шестипенсовик. Вот мы все и пошли. Там билеты по шиллингу.
— Лучше б я не ходил! — вставил Джеми.
— Медведя бьют! — заголосил Джорди. — Он упал и заплакал! И он заплакал сам, а Хьюги вынул платок, вытер ему щеки и нос и обратился к Макдьюи:
— Да, сэр, они били медведя. Они очень злые. Они и медведя бьют, и лошадей, и собак, и обезьянку. Наверное, они рассердились, что народу пришло мало и все одни деревенские. Медведь у них совсем тощий, он не может плясать, и они его бьют цепью.
Макдьюи кивнул.
— Это не все, сэр, — продолжал Хьюги. — Там у них звери в клетках. Они должны были нам показать и не показали, очень рассердились, что мало народу, а мы сами пошли и посмотрели. Темно было, не разглядишь, но эти звери выли и плакали. И пахло у них очень плохо.
Макдьюи снова скрылся в облаке дыма.
— Так, — сказал он. — Чего же вы хотите от меня?
— Чтобы вы послали туда полицию
[16]
, — отвечал Хьюги.
— Похвально, — заметил ветеринар. — Только что ж вы прямо не пошли к Макквори? Это по его части. Мальчики переглянулись.
— Констебль Макквори сказал, — сообщил Хьюги, — что если он увидит нас около табора, он с нас шкуру спустит.
— М-да, — сказал Макдьюи. — Значит, все должен сделать я. А что именно?
— Мы думали, сэр, — с облегчением заговорил Хьюги, — что вы туда пойдете как доктор, все разведаете, и они вас испугаются, или вы скажете полиции…
— Да у меня времени нет, — не сразу ответил Макдьюи. — Мэри больна…
— Мы бы с ней посидели! Понимаете, если мы напишем в полицию анонимное письмо, медведь не дотянет.
Джорди снова зарыдал:
— Он его цепью ударил в нос! У него кровь текла!
Макдьюи стал сердито выбивать трубку. Джорди собрал все свое мужество и добавил потише:
— Медведь хромой. Из-за этого он и плясать не хочет. У него лапа раненая.
Макдьюи вздохнул.
— М-да, картинка неутешительная…
— Значит, вы пойдете, сэр? — живо спросил Хьюги.
Макдьюи очень не хотелось вмешиваться. Кто их знает, что им померещилось… Там дымно, темно, и все кажется страшнее, чем есть. Но коротенькие фразы Джорди и Джеми врезались в его сознание, и он как будто видел сам беспомощных, замученных зверей. Он вспомнил, что именно Джорди принес ему хромую лягушку, а он его выгнал; и ему показалось, что он в долгу и перед ним, и перед Лори.
— Я подумаю, — сказал он.
Хьюги понял, что в переводе со взрослого это значит: «Я пойду», хотя Макдьюи еще и сам того не знал.
Мальчишки вышли, и Хьюги сказал, задержавшись в дверях:
— Спасибо, сэр. Мы правда пришли из-за Мэри. Но раз уж мы были тут, мы и про это спросили. Джорди очень плачет, сами видите.
Макдьюи положил ему руку на плечо и сказал с неожиданной нежностью:
— Тебе спасибо, Хьюги. Ну, беги!
Когда они исчезли, он долго курил и думал, что же с ним такое. Думал и Джорди Макнэб. В его переводе фраза ветеринара означала: «Я забуду». Не только Макдьюи вспомнил о лягушке и о доме, где жалеют всех беззащитных.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
23
Все у нас изменилось. Никто мне не служит, даже Лори, моя собственная жрица.
Я печальна — это я, воплощение радости, гордости и силы! Я не скачу, и не пляшу, и не взлетаю на дерево. Иногда я даже сомневаюсь, богиня ли я, и не знаю, кто я такая. Мне мерещится какая-то странная, другая жизнь, но я никому о ней не говорю. Даже Макмердоку и Вулли. Кто я теперь? Где я? Почему?
