И тут я увидел «Юнкерс-88». Этот бомбардировщик, последним возвращавшийся с задания, отстал от строя. У него были неприятности — один из двигателей густо и черно дымил. Хотя я выстрелил в него, думаю, можно было этого и не делать. Он все равно снижался. Мы летели над морем, и мне было ясно, что до суши он не дотянет. И не дотянул. Он мягко сел на брюхо в Пирейском заливе, в двух милях от берега. Я покружил над ним, дабы убедиться, что экипаж благополучно сядет в надувную лодку.
Машина начала медленно тонуть, погружаясь носом в воду, тогда как ее хвост поднимался в воздух. Однако экипажа не было видно. Неожиданно хвостовая турель «юнкерса» открыла огонь, и пули проделали рваные дырочки в моем правом крыле. Я свернул в сторону и, помню, заорал на них. Я отодвинул фонарь кабины и крикнул: «Эй вы, паршивые мерзавцы! Тоже мне, смельчаки! Да чтоб вы все утонули». Скоро и хвостовая часть бомбардировщика ушла под воду.
Когда я сел, все стояли возле ангаров и считали вернувшиеся самолеты, а Катина сидела на ящике, и по ее щекам катились слезы. Но она не плакала. Киль стоял на коленях рядом с ней и тихо, нежно говорил ей что-то по-английски, забыв, что она ничего не понимает.
Мы потеряли в этой битве треть наших машин, но немцы еще больше.
Врач накладывал повязку летчику, получившему ожог.
— Ты бы слышал, как радовались греки, когда бомбардировщики падали с неба, — посмотрев на меня, сказал он.
Мы стояли и разговаривали, и тут подъехал грузовик, из которого вышел грек и сказал, что у него в машине части тела.
— Эти часы, — говорил он, — с чьей-то руки.
Часы были наручные, со светящимся циферблатом и инициалами на обратной стороне. Мы не стали заглядывать в грузовик.
Теперь, думал я, у нас осталось девять «харрикейнов».
В тот вечер из Афин приехал очень высокий чин Военно-воздушных сил Великобритании и заявил:
— Завтра на рассвете вы все летите в Мегару. Это миль десять вдоль побережья. Там есть маленькое поле, на котором сможете приземлиться. Солдаты подготовят его за ночь. У них там два больших катка, и они выравнивают поле. Как только приземлитесь, спрячьте самолеты в оливковой роще к югу от поля. Наземная служба переместится дальше к югу в Аргос, и вы присоединитесь к ней позднее, однако день или два можете действовать и из Мегары.
— А где Катина? — спросил Киль. — Доктор, разыщите Катину и проследите, чтобы она благополучно добралась до Аргоса.
— Хорошо, — ответил врач.
Мы знали: на него можно положиться.
На следующее утро, на рассвете, когда было еще темно, мы взлетели и направились к маленькому полю в Мегаре, что в десяти милях. Приземлившись, мы спрятали наши самолеты в оливковой роще. Наломав веток, закрыли ими самолеты. Потом уселись на склоне холма в ожидании приказаний.
Когда солнце поднялось над горами, мы увидели толпу греческих крестьян, которые направлялись из деревни Мегара в сторону нашего поля. Их было несколько сотен, в основном женщины и дети, и они все шли к полю и при этом спешили.
— Что за черт, — сказал Киль.
Мы поднялись, гадая, что же у них на уме.
Подойдя к полю, они разбрелись и принялись собирать охапками вереск и папоротник. Потом, выстроившись друг за другом, стали разбрасывать вереск и папоротник по траве. Таким образом они маскировали наш аэродром. Катки, проехав по земле, оставили легко видимые сверху полосы, вот греки — все мужчины, женщины и дети — и пришли из деревни, чтобы исправить ситуацию. Я и сегодня не знаю, кто просил их об этом. Они вытянулись в длинную цепочку на поле и медленно двигались, разбрасывая вереск. Мы с Килем прошлись между ними.
В основном там были старики и старухи, очень маленькие и очень печальные с виду, с темными лицами в глубоких морщинах. Разбрасывали вереск они медленно. Когда мы проходили мимо, они прекращали работу и улыбались, говоря что-то по-гречески, чего мы не понимали. Кто-то из детей протянул Килю маленький розовый цветочек, и он, не зная, что с ним делать, так и ходил с цветком в руке.
Потом мы вернулись к тому месту на склоне холма, где сидели прежде, и стали ждать. Скоро зазвонил полевой телефон. Говорил очень высокий военно-воздушный чин. Он сказал, что кто-нибудь должен немедленно вылететь обратно в Элевсин, забрать оттуда важные сообщения и деньги. Он также сказал, что мы все должны оставить наше маленькое поле в Мегаре и вечером отправиться в Аргос. Летчики решили дождаться, когда я вернусь с деньгами, чтобы полететь в Аргос всем вместе.
В то же время кто-то сказал двум солдатам, которые продолжали выравнивать поле, чтобы они уничтожили катки, иначе те достанутся немцам. Забираясь в свой «харрикейн», я, помню, увидел, как два огромных катка двигаются по полю навстречу друг другу. Помню, как солдаты-водители спрыгнули, прежде чем катки столкнулись. Раздался оглушительный скрежет, и все греки, разбрасывавшие вереск, прекратили работу и замерли на месте, глядя на катки. Потом кто-то из них побежал. Это была старуха. Она рванула к деревне изо всех сил, что-то при этом крича, и тотчас все мужчины, женщины и дети, находившиеся в поле, будто испугались и бросились вслед за ней. Мне захотелось побежать с ними рядом и объяснить им, в чем дело, сказать, что мне жаль, но делать нечего. Мне хотелось сказать им, что мы их не забудем и когда-нибудь вернемся. Но все напрасно. Сбитые с толку и напуганные, они бежали к своим домам и бежали, включая стариков, до тех пор, пока не скрылись из глаз.
Я взлетел и направился к Элевсину. Приземлился я на мертвом аэродроме. Нигде не было ни души. Я остановил свой «харрикейн» и едва подошел к ангарам, как снова налетели бомбардировщики. Пока они не закончили свою работу, я прятался в канаве, потом вылез оттуда и направился к штабной палатке. Телефон все еще стоял на столе. Я зачем-то снял трубку и сказал:
— Алло.
На другом конце кто-то ответил с немецким акцентом.
— Вы слышите меня? — спросил я, и голос произнес:
— Да-да, я вас слышу.
— Хорошо, — сказал я, — тогда слушайте внимательно.
— Да, продолжайте, пожалуйста.
— Это Вэ-вэ-эс Великобритании. Мы еще вернемся, понятно? Мы обязательно вернемся.
После этого я выдернул шнур из розетки и швырнул аппарат в стекло закрытого окна. Когда я вышел наружу, там стоял небольшого роста мужчина в гражданской одежде. В одной руке он держал револьвер, а в другой — небольшой мешок.
— Вам нужно что-нибудь? — спросил он на довольно хорошем английском.
— Да, — сказал я, — мне нужны важные сведения и бумаги, которые я должен отвезти обратно в Аргос.
— Вот они, — сказал он, протягивая мне мешок. — И желаю удачи.
Я полетел обратно в Мегару. Недалеко от берега стояли два подожженных греческих эсминца.
Они тонули. Я покружил над нашим полем, другие самолеты вырулили из укрытий, и мы все полетели в сторону Аргоса.
