Во всем остальном Ожешко казалась вполне
нормальной, она даже повеселела, вот только начисто отказывалась считать мужа
мертвым, могла сказать знакомым:
– Женечка в командировке.
Но поскольку никакого вреда от этого никому не
было, Настя решила не обращать на закидоны хозяйки внимания. Жаль, конечно, что
нянька была необразованна, иначе она бы спохватилась и вызвала к Альбине
психиатра, может, тогда и не случилось бы несчастья.
Как-то летом на даче Альбина в один из дней
весьма резко спросила:
– А куда подевались книги из библиотеки?
Отчего внизу вместо Брокгауза стоят дурацкие издания и какие-то журналы
напиханы?
– Мама, – спокойно ответил Павлуша, –
старой энциклопедией никто не пользуется. Я переместил ее наверх, а на нижние
полочки поставил нужные мне книги.
Глаза Альбины чуть не вылезли из орбит.
– Что? Ты переворошил библиотеку?
– Да, – кивнул сын, – разве
нельзя?
– Конечно, нет! – взвизгнула дама.
– Почему?
– Папа читает Брокгауза.
Павлик крякнул.
– Мама, мне очень неудобно наверх за
книгами лазить.
– С ума сошел! Верни энциклопедию.
– Пусть наверху останется.
– Нет!!!
– Мама… – начал было юноша, но мать не
дала ему договорить.
Тонкая рука, украшенная кольцами, со всего
размаха опустилась на щеку парнишки.
– Ты не уважаешь отца!
Павел вздрогнул и впервые в жизни заорал:
– Хватит бредятины! Папа умер.
– Что? – отшатнулась Альбина.
– Отец в могиле, – четко произнес
Павел, – достаточно с меня твоего идиотизма, теперь я тут хозяин.
Извини, я устал от истерик и кривляний. Мне
жаль папу, не хватает его, но портить себе жизнь я не дам.
Знаешь, мама, тебе следует посетить психиатра,
попить лекарства, авось в себя придешь!
Альбина рухнула на диван.
– Кто умер?
– Хватит! – рявкнул сын.
– А ты, значит, хозяин? –
прищурилась мать.
– Да, – кивнул Павел, – я
достаточно взрослый, чтобы стать во главе семьи. Пойми, пожалуйста, папы нет,
но есть я, и мне тоже хочется наконец хоть капли внимания.
Настя ожидала, что Альбина с воплем: «Прости
милый, я всегда была с тобой несправедлива!», бросится на шею юноше или упадет
в обморок, но няньке и в голову не могло прийти, как станут развиваться
события.
Альбина Фелицатовна выпрямилась.
– Хозяин? Ха-ха-ха! Ты приемыш, дурная
кровь, весь пошел в своих, не известных никому родителей!
– Мама? – попятился Павлик. –
Ты о чем?
– Сумасшедшей меня считаешь?
– Нет, нет, просто ты…
– Не смей мне «тыкать», выродок.
– Мамочка…
– Я тебе, дрянь, не мать.
– А кто? – окончательно растерялся
паренек.
Альбина зло засмеялась:
– А-а-а! Хотел у меня утешение отнять.
Я-то себя успокоила: Женечка не умер, просто уехал. А ты решил глаза мне
открыть. На, гляди, Альбина Фелицатовна, нет с тобой Женечки! В самое больное
место, в сердце, гвоздь забил. Ну и я тебе отплачу, может, и лучше, что так
случилось! Хозяин! Нищая дрянь, вот ты кто! И совсем не сын Женечки! И уж не
мой, это точно!
С этими словами Ожешко подлетела к юноше, изо
всей силой толкнула его и, когда тот, не удержавшись на ногах, упал на пол,
нависла над ним и заорала:
– Правду очень любишь? Про смерть мужа
мне напомнил! Так слушай про себя истину.
Ни Настя, ни Павлик не успели даже
пошевелиться, как Альбина Фелицатовна начала издавать нечленораздельные звуки.
– Валька, слава богу, убралась.., все..,
нету ее. Дима, дрянь, дрянь, угорел. Женечка знал: у них дурная кровь. Я его
совсем убедила.., да.., он поверил, но потом… Павел! Ох, горе…
Настя прижала руки к лицу, а Павлик растерянно
спросил у няни:
– Это она про кого говорит?
– О Валентине и Дмитрии, – тихо
пояснила Настя, – твоих сестре и брате, умерших в раннем возрасте.
Альбина Фелицатовна услыхала слова няньки и
захохотала словно безумная:
– Да жива Валька! Только, слава богу, я
избавилась от нее навсегда, а Дима угорел сам, честное слово! Случайно это
вышло, клянусь!
– Господи, – еле выдавил из себя
Павлик, – надо врача вызвать и срочно маму в психиатрическую клинику
везти.
Настя не знала, что делать, она понимала испуг
воспитанника, но, с другой стороны, в отличие от Павлика она была в курсе
некоторых событий, Валентина-то и впрямь жива, вот подробностей о гибели Димы
нянька не знала.
Внезапно Альбина Фелицатовна перестала
смеяться, она спокойно промокнула глаза кружевным платочком и сказала:
– Нет, Павел, я вполне нормальна, в нашем
роду сумасшедших не было, я хорошо знаю своих предков, а вот ты этим
похвастаться не можешь, потому что являешься лицом без роду без племени. Я не
твоя мать, никогда не рожала тебя на свет и счастлива признать сей факт. Ты
никогда не нравился мне, потому что имеешь отклонения, очевидно, генетические,
ты – нечто маловразумительное… Ну разве нормальный юноша станет мечтать о
профессии парикмахера? Право, смешно, парни мечтают стать учеными, военными, но
никак не цирюльниками. Ты с детства был дефектен, но Женечка, мой муж, увы,
обожал тебя, и ради него я терпела около себя нечто мерзкое. Фу! Не следовало
тебе сейчас начинать скандал, не надо было трогать энциклопедию и называться
хозяином и уж совершенно нельзя было пугать меня сумасшедшим домом. Зря ты так
поступил, теперь знай правду. Я усыновила тебя. На самом деле тебя родила
непотребная девка, малолетняя проститутка. Евгений очень хотел иметь сына, и
ради мужа, ради его счастья, мне пришлось пойти на то, отчего душа переворачивалась.
Нет в тебе ни капли благородной крови, увы, весь пошел в мамашу. А уж кто твой
отец, ей самой неведомо. Привокзальная б…!
Площадное слово вырвалось у Альбины словно
плевок, Настя остолбенела, никогда она не слышала от хозяйки столь грубых
выражений.
– А теперь, – гордо выпрямив спину
заявила Альбина, – ты должен убраться отсюда!
Павлик заморгал.
