Альбина обожала мужа, у нее даже лицо
менялось, когда Евгений приходил домой. Услыхав звонок в дверь, женщина
опрометью кидалась в прихожую и начинала прислуживать уставшему супругу,
забирала пальто, шапку, перчатки. Настя вытаращила глаза от изумления, когда
первый раз увидела, как Альбина, присев на корточки, развязывает шнурки ботинок
мужа. Евгений спокойно принимал знаки внимания, его совершенно не смущало, что
жена хлопочет вокруг него, аки курица вокруг слабого цыпленка, и он не спал с
супругой в одной спальне, имел отдельную комнату. Все в доме было подчинено
Евгению. Еда готовилась только та, которую любил он, – жирные, наваристые
щи и мясо. Если в воскресенье Евгений укладывался на диване спать, Альбина
бродила на цыпочках, шикая на каждого, кто осмеливался кашлянуть. Именно для
Жени покупались дорогие фрукты. Как-то раз Настя стала свидетелем совсем уж
дикой сцены.
Дима взял с подоконника яблоко и хотел помыть
его.
– Деточка, – сладко пропела
мать, – положи назад, это для папы.
Вскоре Насте стало понятно, что при всей своей
приветливости и внешней любвеобильности Альбина относится к детям более чем
равнодушно. Нет, она не кричала на отпрысков, не ругала их, не била. Мать
тщательно следила за ребятами, их хорошо кормили, одевали, Диму водили в театр
и консерваторию, для Валечки наняли няню, но.., последнее яблоко отдавали
Евгению. И еще, Альбина всегда была ровно вежливой, словно воспитательница или
гувернантка. Любая мать рано или поздно срывается, может накричать на чадо,
отшлепать его, и ничего страшного в этом нет.
Альбина же напоминала автомат по оказанию
материнских услуг, она все делала правильно, вовремя, ни в чем плохом обвинить
даму было нельзя, но Настя поняла: хозяйка не любит детей, впрочем, как и
свекровь, заменившую ей мать. Альбина ходила с улыбочкой, которую остальные
люди принимали за искреннюю, но чего-чего, а искренности в Ожешко не было ни
капли, она просто умела владеть собой. И Насте вскоре представился случай
убедиться в своей правоте.
Справляли день рождения Ирины Константиновны,
в доме толпились гости, и Настя помогала Альбине по хозяйству, металась между
кухней и гостиной, таская подносы с пирогами и блюда с мясом.
Потом именинница, очевидно, утомилась сидеть
за столом, Ирина встала и предложила:
– Может, прервемся с трапезой?
– Еще один тост, – подскочил
Евгений, – мамочка, любимая, все в этом доме сделано твоими руками, ты
сумела создать для меня уют…
Речь длилась довольно долго, подвыпивший
Евгений, обожавший мать, никак не мог остановиться, в конце концов смущенная
Ирина воскликнула:
– Женечка, ты всех утомил перечислением
моих заслуг, право, смешно.
– Нет, нет, – загомонили гости.
– Пусть теперь каждый скажет о мамуле
хвалебное слово, – закричал Женя, – и выпьем!
Присутствующие, вдохновленные предложением,
стали соревноваться в выборе комплиментов.
– Красивая! – завопил лучший друг
Евгения Яков.
– Отличная хозяйка, – добавила его
жена.
– Умница.
– Любящая мать.
– Прекрасная бабушка.
– Лучезарная.
– Богиня.
– Ой, – подскочила Альбина, – а
торт! Со свечами!
«Сейчас принесу», – хотела было сказать
Настя, но хозяйка уже ринулась в кухню.
Няня побежала за Альбиной, вслед ей неслось:
– Лучшая из всех.
– Наше солнышко.
– Право, хватит, – не вынесла
славословий Ирина Константиновна, – я сижу словно на своих похоронах.
– Жить тебе до двухсот лет, – грянул
хор голосов.
Настя, мягко ступая в тапочках-чувяках, дошла
до кухни, приоткрыла дверь, хотела войти внутрь и замерла, в узкую щель она
увидела Альбину, та втыкала в торт одну большую свечу, в середину. Она была
украшена идущей по кругу надписью, ее сделал Дима, указал, сколько лет
исполняется любимой бабушке.
– Двести лет, двести лет, –
скандировали подвыпившие гости, – нет, триста! Триста!
И вдруг Альбина плюнула прямо на свечку.
– Чтоб тебе сдохнуть наконец, старая
сука, – с яростью произнесла она, – побыстрей!
Ноги Насти приросли к полу, на лице Альбины
появилась наконец-то не вечно ласковая улыбка, а искренняя эмоция, и это была
ненависть. Наверное, с таким лицом царь Ирод приказал расправиться с
младенцами.
Глава 22
Ошеломленная открытием, Настя стала еще
внимательней приглядываться к хозяйке и поняла: та ненавидит всех вокруг,
свекровь, Валю, Диму. Только Евгения Альбина любит болезненно-страстно, с такой
силой, что это чувство выжгло в ее душе все остальные эмоции. Но ничего плохого
ни детям, ни свекрови Ожешко не делала, внешне она соблюдала все приличия, семья
казалась образцовой и безмятежно счастливой. Но потом сверкающий лак на
поверхности лопнул, и из-под него стала проглядывать чернота.
Настя очень хорошо запомнила день, когда в
семье Ожешко начались несчастья.
В тот вторник Альбина отправила няньку в
«Детский мир».
– У Валечки колготок нет, –
просюсюкала она, – даже в поликлинику пойти не в чем, езжай в центр да без
покупки не возвращайся.
Надеюсь, вы помните, что речь идет о том
времени, когда в СССР наблюдался острый дефицит любых товаров, купить колготки
для ребенка было почти непосильной задачей. Настя до позднего вечера
проносилась по магазинам и вернулась домой с пустыми руками. Няня предполагала,
что хозяйка выразит неудовольствие, отругает ее, но, когда Никифорова вошла в
прихожую, там было полно людей: милиция, «Скорая помощь», какие-то женщины,
Варвара Михайловна.
Именно председательница домкома тихим шепотком
объяснила Насте, что случилось.
Ирина Константиновна, давно испытывавшая
дискомфорт со стороны сердечно-сосудистой системы, регулярно пила капли. Как
почти все лекарства, предназначенные для сердца, их следовало принимать в малых
дозах. Ирина отмерила нужную порцию, потом захотела разбавить снадобье водой, и
пошла на балкон. Женщина выставила на холод кувшин с недавно вскипяченной
водой, мороз должен был быстро остудить ее.
Не думая ни о чем плохом, Ирина Константиновна
внесла кувшин в кухню, наплескала водички в лекарство и одним махом выпила
снадобье, через пару секунд она, даже не успев вскрикнуть, упала на пол.
