Это сейчас людям головы посрывало, больше
половины здания сдается. Кто в квартирках обитает! Сплошь провинция! И попробуй
спроси: «Милые, принесите справочку о наемщиках, сообщите их паспортные
данные», – могут и русским устным послать, потому что вместо порядка и
аккуратности у нас теперь демократия и терроризм. А раньше очень строго было.
Москва считалась режимным городом, всякая лимита сюда ограниченно попадала,
столица государства должна была выглядеть достойно. Спору нет, электричество
теперь жгут и днем и ночью, реклама горит! На Тверской просто Новый год
безостановочный, а во дворах!!! Лучше не заглядывать. Так, знаете ли,
малоинтеллигентные провинциалки выглядят: платье роскошное, а нижнее белье
булавками заколото. На станции метро «Маяковская» бомжи сидят! Что, там милиции
нет? Прогнать их некому? Есть, думаю, патрульные, но им на все наплевать! Либо
они деньги с нищих имеют! А раньше милиция строгой была, суровой! К нам в
правление раз в месяц участковый приходил и требовал: «Ну-ка, доложите
немедленно, появились ли новые люди в квартирах? К кому из жильцов родственники
прибыли? Или кто прислугу нанял?!» Поэтому, стоило Альбине Настю заиметь, как я
все ее координаты переписала, правда, у девки московская прописка была
постоянная. Я, честно сказать, удивилась, думала, нянька бог весть откуда, ну
совсем маловоспитанная особа, лапотная.
– Можете отыскать ее телефончик? – в
нетерпении воскликнула я.
– Без проблем, – кивнула Варвара
Михайловна, открыла ящик стола, вытащила оттуда пухлый блокнот, полистала
распадающиеся страницы и торжественно возвестила:
– У меня как в аптеке! Никифорова
Анастасия. И адрес имеется, и номер.
– Хорошо бы она на прежнем месте
обитала, – пробубнила я, записывая телефон.
Варвара Михайловна скривилась:
– Куда же Насте деться? Знаете, коренные
москвичи в отличие от провинциальных нуворишей, оккупировавших наш город, люди
бедные, как родились в коммуналках, так в них и живут до смерти, не по карману
нам новые хоромы, это – с одной стороны, а с другой… Вот я, например, ни за что
со своей жилплощади не тронусь, хоть ты мне дворец подари, потому что в этих
комнатах память о любимых витает, о муже моем дорогом, о его родителях. На
месте Настя, точно.
– Отчего вы столь в этом уверены? –
вздохнула я.
Варвара Михайловна сунула блокнот в стол и
сердито хлопнула ящиком.
– Когда Альбина скончалась, я совестью
мучиться стала. Ведь нас некое подобие дружбы связывало, хоть Ожешко в душу к
себе никого и не пускала, но со мной вела себя не столь холодно, как с
остальными.
Да, последние годы она окончательно замкнулась
в своем одиночестве и ни с кем общаться не желала, я на нее даже немного
обиделась и решила: так – значит, так, никогда к людям я не навязывалась.
Только мне бы понять: заболела Альбина, умом тронулась, да и неудивительно,
сколько несчастий перенести, троих детей похоронить. Странно, как она вообще
жива после всех испытаний осталась. В общем, виновата я перед ней, следовало
хоть изредка ее навещать, убеждаться, что соседка жива. А то умерла в
одиночестве и лежала долго непогребенной!
Ощущая свою вину перед Ожешко, Варвара
Михайловна решила, что та должна иметь приличную могилу, с памятником, а не
быть зарытой в общей яме вместе с десятком бомжей. Поэтому Варвара стала
предпринимать активные действия. Она собрала с жителей дома сумму на гроб, на
последнюю одежду, отпевание и поминки. Потом встал вопрос: кто придет на
кладбище. Жильцы не пожадничали, когда Варвара ходила по квартирам и просила
пожертвование, не отказал никто, но в крематорий народ ехать не хотел
категорически.
– Какого хрена мне рабочий день терять
из-за бабки, которую я и не видел практически? – грубо, но честно
высказался Рюмин из сорок пятой квартиры.
И остальные были того же мнения, рубли
отсчитывали, но время тратить не желали.
Варвара Михайловна поняла, что рискует
оказаться единственной провожающей, и в полном отчаянии позвонила бывшей няньке.
Настя спокойно выслушала активную
общественницу и отрезала:
– И не надейтесь.
– Почему? – удивилась Варвара
Михайловна. – Вы столько лет провели вместе, или ты больна?
– Здоровее вас, – рявкнула
Настя, – и помоложе между прочим! Просто не желаю об Альбине Фелицатовне
вспоминать, умерла она, и до свиданья.
– Боже, как ты жестока! – вырвалось
у Варвары. – Ведь Альбина сейчас у престола господнего.
– Будет вам богомолку из себя
корчить, – весьма грубо оборвала Настя старуху, – она, скорей всего,
у сатаны в помощницах сейчас, уголек в костры подсыпает, глядит, чтобы
несчастные грешники мучились посильнее.
– Настя!!!
– Что?
– Как ты можешь даже произносить такое!
Бывшая нянька засмеялась:
– Да уж, умела Альбина Фелицатовна нужное
впечатление произвести, этакой мышкой-норушкой выглядела. Только я-то про нее
все знала и помогала ей, не за бесплатно, конечно. И ведь понимала, обманет она
меня, как всех, не выполнит обещание, не получу я ее квартиру.., эх, да ладно! Повезло
ей со мной, молчу до сих пор, хотя теперь и развязать язык можно, найти их
всех… Но не стану!
– Кого найти? – ошарашенно спросила
Варвара Михайловна.
– Хотя все равно ничего они не
получат, – дудела свое Настя, – но.., я не хочу, не буду, да и не доказать
ничего. Черт им с Евгением судья. Я ничего знать не желаю. Небось муж с женой
после смерти встретились и на пару дьяволу прислуживают. Она, наверное, за
старое принялась.
– За что принялась? – окончательно
растерялась Варвара.
И тут Настя начала смеяться, испуганная
Варвара Михайловна терпеливо ждала, пока нянька перестанет веселиться. Наконец
та остановилась.
– Думаете, вы про всех все знали? –
воскликнула она. – Ходили, вынюхивали, выспрашивали, ан нет!
То, что мне известно, вашим никогда не станет.
В доме такие дела творились! А вы и не слыхивали о них, в ерунде копались! В
общем, пошла вон!
Из трубки полетели гудки. Варвара Михайловна
застыла у аппарата, так ее еще никто не обижал.
Отзвуки обиды слышались в голосе пожилой дамы
даже сейчас, спустя не один день после того неприятного разговора.
– Жива Настя, – поджимала губы
Варвара Михайловна, – в прежней квартире обитает грубиянка.
Вот ведь странность, вроде коренная москвичка,
а хамка.
