Эву увезли в больницу, а Тоня, заливаясь
слезами, рассказала Зине свою семейную историю. Девочка Грише не родная,
терпеть ее дома он согласился за деньги, которые заплатил ему родной отец Эвы.
Тоня и Григорий очень хотели выехать из коммуналки в собственную квартиру, что
удалось им лишь после «приобретения» Эвы. Но, очевидно, не по коню седло,
потому что деньги давно иссякли, а девочка осталась, и до Григория с большим
опозданием дошло: ему предстоит кормить, поить и одевать чужого ребенка.
– Мне тебя жаль было, – вздохнула
Зинаида, – такая запуганная, дрожащая, вечно в обносках, только замечания
Григорию делать бесполезно было, хорошо, что он преставился, с Тоней тебе
лучше, наверное, жилось. Во всяком случае, никаких ваших скандалов я не
слышала.
– Вовсе нет, – тихо ответила
Эва, – мама меня ненавидела, прямо не переваривала, она Тину любила.
– Да уж, – сложила губы куриной
попкой Зинаида, – было за что.
– Верно, – кивнула Эва, – Тинка
хорошо училась, гордостью школы слыла.
– Так у нее все условия имелись, –
перебила Зина, – а для тебя даже стола не нашлось, как ни загляну, Эвочка
над подоконником скрючилась. И дел на ребенка гору взвалили, неужели ты забыла?
А я хорошо помню, как ты по двору шмыг-шмыг-шмыг. Булочная – молочная –
помойка, Тину ни разу с поганым ведром не встречала.
– Правильно, – подтвердила
Эва, – только у нас в школе разные дети учились, вон Иван Ромашкин с одной
бабкой жил впроголодь, а теперь академиком стал, вижу его иногда по телику.
– Дурочка ты, – ответила
Зина, – дело не в достатке, а в любви, тебе ее ни грамма не отсыпалось,
оттого и росла кривой на один бок в моральном смысле.
Эва подперла щеку кулаком.
– И это правда, вся любовь на Тину
пролилась, наверное, поэтому она теперь знаменитая артистка, а я поломойка.
– Ну артисткой-то она с детства
была, – неожиданно зло сказала Зинаида, – вот что, тебе еще долго тут
тряпкой махать?
– Смена закончилась.
– Пошли ко мне, чаю попьем, –
предложила пожилая дама.
– С удовольствием, – подхватилась
Эвелина.
* * *
Вынув из старинного буфета чашки и коробку
шоколадных конфет, Зинаида Самуиловна вдруг сказала:
– Некрасиво, наверное, что я решила тебе
чужие тайны выдать, только обидела меня Тина очень, в самую душу плюнула.
– Что случилось? – изумилась
Эва. – Вы с ней встречаетесь?
– До бога высоко, до царя далеко, до
звезды не дотянуться, – язвительно сказала Зинаида. – Как вы квартиру
разменяли, с тех пор мы с ней и не разговаривали. Но я страстная театралка, по
всем премьерам бегаю и, конечно, знала, что знаменитая Тина Бурская – девочка
Валя, дочка моих прежних соседей.
Зинаида Самуиловна ни перед кем знакомством не
хвасталась, но фильмы и спектакли с участием Тины смотрела с особым интересом,
ей было приятно осознавать, что та, кого она помнит крошкой, находится теперь
на гребне успеха.
Потом Зинаида Самуиловна услышала по радио,
что Валентина Бурская решила особым образом отметить свой юбилей, дать
эксклюзивный спектакль с участием лучших актеров Москвы.
Сердце старой театралки забилось от радостного
предвкушения праздника, и она позвонила своей бывшей пациентке Машеньке, работающей
в театральной кассе. Но Маша, всегда с радостью продававшая акушерке любые
билеты, на этот раз воскликнула:
– Ой, Зинаида Самуиловна, я ничем вам не
помогу!
– Раскупили все! – ахнула
дама. – Не успела!
– Нет, нет, – успокоила ее
Машенька, – просто билетов в продаже не предвидится.
– Почему?
– Спецпредставление, только для своих,
наверное, пригласительные раздадут, – затарахтела Маша, – но вы не
расстраивайтесь, запись спектакля сделают и по телику покажут.
Но Зинаиде Самуиловне хотелось попасть в
театр, кроме любви к зрелищам, у дамы есть еще одно хобби, она собирает
автографы. На дне рождения Бурской явно соберутся знаменитости, и заветная
тетрадочка Зинаиды могла бы изрядно пополниться.
Бывшая акушерка чуть не заболела, пытаясь
придумать, как стать участницей необычайного события, и тут ей в голову пришла
очень простая, но замечательная мысль: надо попросить приглашение у Тины.
Нового адреса Бурской Зинаида Самуиловна не
знала, да он ей и не был нужен. Вечером, после спектакля, бывшая акушерка
встала у служебного входа театра «Лео» и дождалась приму. Та выпорхнула в
сопровождении группы людей.
– Валечка! – крикнула Зинаида.
Бурская оглянулась.
– Вы мне?
– Тебе, детка, можешь ко мне подойти?
Тина приблизилась к Зинаиде, за спиной Бурской
маячил огромный мужик с мутным взглядом снулой рыбы. Его присутствие слегка
смутило акушерку, но она улыбнулась и сказала:
– Какая ты красавица стала и талантливая,
я всякий раз восхищаюсь, глядя на тебя.
Рот Тины растянула протокольная улыбка.
– Огромное спасибо, я работаю для вас,
зрителей, мне очень важна оценка моего скромного труда. Хотите автограф?
Зинаида Самуиловна вынула тетрадочку.
– Да, конечно, но вообще-то я думала
попросить пригласительный на спектакль по поводу твоего дня рождения.
Продолжая сверкать наклеенной улыбкой, Тина
быстро поставила на чистой странице загогулину и мотнула идеально уложенной
головой.
– Увы, представление будет лишь для
своих, версию для зрителей покажут по телевизору.
– Я не чужая тебе.
Тина прищурилась:
– Мы знакомы?
– Да, и очень хорошо, более того, даже
дружили, вернее, я тесно общалась с Тоней, твоей мамой и, конечно, помню тебя
еще девочкой.
– Вы кто? – изменив
вежливо-официальный тон на человеческий, спросила актриса.
– Время никого не красит, –
вздохнула Зинаида.
– Тина, – прозвучало из машины, куда
сели спутники примы, – долго еще?
– Сейчас! – крикнула та, и велела
Зине:
– Назовите свое имя.
– Зинаида Самуиловна, ваша соседка по
старому дому, акушерка.
Тина вздрогнула, улыбка мгновенно слетела с ее
лица.
– Я не помню вас.
