– Очень интересно, – промямлила я, –
вы уже рассказали ее в милиции?
– Конечно, – с горящим взором
сказала Софья, – ее ищут.
– Кого?
– Жанну.
– И вы уверены, что это Кулакова отравила
Бурскую?
– Сомнений нет, они мужика не
поделили, – кивнула Софья, – обычное, скажу тебе, дело, ничего оригинального,
почти все пьесы о ревности и смерти, вот хотя бы Шекспир!
– А вдруг Жанна ни при чем?
Щепкина засмеялась:
– Ее весь зал видел, когда она приперла
воду.
– Может, это не она на сцену выходила.
Софья Сергеевна ухмыльнулась:
– А кто?
– Насколько я знаю, все участники
спектакля в масках?
– Абсолютно справедливо.
– Может, какая-то женщина, переодевшись…
Софья согнулась от смеха.
– Душечка, ты фантазерка. Это же театр!
Постороннему человеку на сцену не попасть. И потом, он растеряется, не сумеет
правильно выйти, споткнется.
Вспомни, Жанну видело много народа.
– Но лицо-то ее было прикрыто маской!
Софья Сергеевна сказала:
– Знаешь, у Жанны такие идиотские,
мелкокудрявые волосы, что ее трудно не узнать. Хватит болтать, давай начинай.
Я глубоко вздохнула, расправила парик и с
большим трудом нахлобучила его на голову Щепкиной.
– Эй, поосторожней, – завозмущалась
актриса.
Я перевела дух, кажется, получилось.
– Теперь подклей.
Я в недоумении уставилась на Софью, что она
имеет в виду?
– Приклей вот здесь на висках,
сползет, – стала вскипать Щепкина, – ты всегда такая медлительная?
– Ой, простите, я сейчас, –
засуетилась я, оглядываясь по сторонам.
Взгляд упал на маленький тюбик с надписью
«Клей» в чемоданчике. Обрадовавшись, я схватила тубу и принялась приклеивать
фальшивые волосы к коже Щепкиной.
– Ну ничего, – с легким неодобрением
отметила Софья Сергеевна, – оставь так, сойдет. Давай грим, тональный крем
возьми посветлей.
Вздохнув, словно пловец перед километровой
дистанцией, я стала орудовать мазилками. Большинство женщин умеет пользоваться
косметикой, вряд ли найдется дама, ни разу в жизни не накрасившая ресниц или не
напудрившая нос. Но одно дело украшать собственную мордочку и совсем другое –
работать с чужим лицом.
Сначала я старательно растерла по щекам и лбу
Щепкиной вязкую массу цвета сочного персика.
– У тебя пальцы холодные, –
закапризничала Софья.
Я подышала на руки.
– Фу, – отреагировала
актриса, – немедленно вытри лапы, живей румяна к вискам. Послушай, так я и
буду тебе объяснять, что к чему?
– Простите, бога ради, я первый раз вас…
– Ладно, ладно, пудры насыпь.
Я пробежала кисточкой по вискам Щепкиной,
комочки дисперсной пыли забились в «гусиные лапки».
– Ну что еще?! – воскликнула
Софья. – Губы подрисуй.
– Сейчас, сейчас.
– Хватит пудры.
– Минуточку.
– Да в чем дело?
– Очень некрасиво получилось! –
воскликнула я. – Комочки забились в морщины, надо их вытащить или
разровнять.
Крохотное личико Щепкиной пошло пятнами.
– Что?!
– Комочки забились в морщинки, –
испуганно повторила я.
– Поди вон, – рявкнула
Щепкина, – немедленно! Уматывай! Чтоб духу твоего тут не было.
– Извините, я сделала что-то не
так? – испуганно сжалась я.
Софья схватила со столика массажную щетку и с
силой швырнула ее в меня. Я не успела увернуться, и железные штырьки щетки
задели щеку.
– Пшла отсюда, дура! – завизжала
Софья.
Перепугавшись почти до обморока, я опрометью
кинулась в коридор.
– Мерзавка, – неслось вслед, –
нахалка, дрянь!
Понабрали неумех, помоечных кошек!
– Что это ее так колбасит? –
раздалось рядом.
Я вздрогнула.
– Да не дергайся, – хихикнули
сбоку, – я не кусаюсь. Сонька из-за тебя бесится?
– Похоже, да, – ответила я,
повернула голову и увидела около себя Алису, ту самую молодую женщину, которая
в роковой день смерти Бурской приготовила поднос и чашку с водой.
Первым моим желанием было унестись прочь, но,
справившись с испугом, я вспомнила, что Алиса видела меня в костюме горничной,
с маской на лице и с париком Жанны на голове.
– Ой, у тебя кровь на щеке! –
воскликнула реквизитор. – Где поцарапалась-то?
Я осторожно потрогала царапину.
– Щепкина в меня щетку швырнула.
Алиса прищурилась:
– Чем ты королеве не угодила?
– Не понимаю.
– Ты вообще кто?
– Евлампия Романова, можно просто Лампа,
новый гример.
– Па-анятненько, – протянула
Алиса, – небось слушать ее не стала.
– Ты о чем?
Алиса ухватила меня за руку, протащила по
коридору, потом впихнула в огромную комнату, забитую самыми неожиданными
предметами: гипсовыми бюстами, посудой, книгами, игрушками, постельным бельем и
штабелями чемоданов.
– Чаю хочешь? – приветливо
предложила реквизитор.
– Можно, – кивнула я.
Алиса отодвинула занавеску, схватила с
подоконника тарелку с сушками и жестяную коробку.
– Ты первый день у нас?
– Ага, – кивнула я.
– До этого в театре работала?
– На радио.
– Ну, там, наверное, другие
порядки, – задумчиво сказала Алиса, плеская в не слишком чистые кружки
кипяток. – Ладно, ща постараюсь ввести тебя в курс дела. Все актеры
страшно суеверны, у каждого своя примета, впрочем, есть такие примочки, которые
все соблюдают. Про семечки слышала?
– Нет.
