Щепкина закатила глаза.
– О боже, снова новенькая.
– Да, простите.
– Надоело до смерти!
– Понимаю.
– Ну сколько можно сотрудников менять!
– Верно.
– Опять вам все объяснять надо!
– Право, я не виновата.
Софья сказала:
– Ладно, потом убью Батурина. Давайте
знакомиться – Щепкина, родственница того самого Щепкина, Михаила Семеновича,
отца российского театра!
Слышала, надеюсь, это прославленное имя?
Я закивала.
– Конечно, конечно.
– Ника Оболенская будет вам говорить, что
является потомком известных князей, не верьте ей. Фамилия Ники в девичестве
Крошкина, Оболенской она по первому мужу стала, нет в ней благородной крови, а
вот во мне гены великого трагика, талант в нашей семье переходит по наследству.
Чего стоишь столбом? Начинай причесывать и гримировать, не хлопай глазами.
Знаешь, какой спектакль сегодня?
– Нет, – проблеяла я.
– «Анна Фифаль», поняла?
– Э.., э.., ну.., в общем!
Щепкина схватилась тощими ручонками за виски.
– О боги! «Анна Фифаль» – пьеса,
рассказывающая о жизни Анны Фифаль. Усекла?
– Да.
– Я играю ее младшую сестру, женщину
тридцати лет, я никогда не скрывала своего возраста, честно признаюсь, мне
двадцать восемь, поэтому особого грима не понадобится.
Я подавила смешок, кажется, вчера сия мадам
называла иную цифру, вроде речь шла о тридцати двух годах.
– Ну, приступай, – заерзала на стуле
Софья.
И тут только до меня дошло: сейчас придется
гримировать актрису! Но я не умею делать ничего подобного!
– Впрочем, сначала причеши парик, –
велела Софья, – а я пока покурю. Ты не против поболтать?
– А где парик? – спросила я.
– Так на болване, – ткнула рукой в
сторону подоконника Щепкина и добавила:
– Где-то я тебя встречала… Лицо знакомое!
Я подошла к окну, сняла парик с подставки,
схватила расческу и, кое-как приглаживая пряди, ответила:
– Я сидела в гримерке вчера, у Жанны, а
вы туда зашли.
Глаза Софьи вспыхнули огнем.
– Значит, знаешь, что у нас случилось?
– Актриса на сцене умерла, –
промямлила я, – говорят, сердечный приступ!
Софья заломила руки.
– Сейчас все объясню! Только скажи: ты
знакома с Жанной?
– Мы в одном подъезде живем, –
соврала я.
– Ага, – подпрыгнула Щепкина, –
сейчас про твою соседушку такое тебе сообщу! Она ведь не замужем!
– Точно не знаю.
– Я не спрашиваю, а уточняю: супруга у
Жанки нет! Да хватит волосы драть, лучше посиди покури и меня послушай!
Из накрашенного ротика Софьи Сергеевны потоком
полились сплетни, я села на квадратную табуретку и превратилась в огромное ухо.
Надо же, как мне феерически повезло, Софья относится к породе самозабвенных
сплетниц, которым жизненно необходим молча внимающий им индивидуум. От
слушателя даже не требуется реакции, любое словечко, оброненное им, обозлит
Щепкину до полусмерти, тут главное – кивать и изредка произносить нечто типа:
– Да ну? Не может быть! Вот так ситуация!
* * *
Появившись в театре, Жанна, по словам
Щепкиной, сразу попыталась отвоевать себе место под солнцем. Но не тут-то было,
в «Лео» существуют две враждующие группировки, одна, под руководством Софьи
Сергеевны, терпеть не может главного режиссера Валерия Арнольского, другая, где
предводительствует Ника Оболенская, ненавидит директора, Юлия Батурина. Только
не подумайте, что за кулисами идет война с применением оружия. Нет, все очень
красиво, члены коллектива мило улыбаются друг другу, чмокают в щечку, говорят
комплименты, но втихаря гадят коллегам в меру фантазии. Шуточки случаются
разные.
То в чашку, из которой по ходу действия должна
пить героиня, вместо воды нальют чистый лимонный сок, то поменяют обувь или
испачкают костюм. Один раз Лену Ромину заперли в гримерке, и она опоздала на
выход. Мелочь, конечно, но радует душу.
Впрочем, делались и более крупные пакости.
Очередная постановка Валерия Арнольского была в пух и прах разнесена в газетах
критиком Федором Тарасовым.
Ника Оболенская подозревала, что борзописцу
заплатила Щепкина, но как доказать сей факт? В общем, не зря иногда театральные
коллективы называют клубком целующихся змей.
Жанна по наивности не разобралась в ситуации,
она проработала в труппе всего месяц, когда Арнольский начал распределять роли
в новой постановке.
Семнадцатилетнюю главную героиню предстояло
сыграть Щепкиной, ее двадцатилетнюю подружку – Нике Оболенской, которой, мягко
говоря, за сорок, а Жанночке досталась тетушка шестидесяти лет, выходящая на
сцену в самом конце спектакля. Кулаковой по роли следовало помахать платком и
трагически воскликнуть:
– Уехали.
Все, занавес! Жанна дождалась конца заседания
и побежала к Арнольскому.
– Право смешно мне изображать
старуху, – с жаром заявила глупышка, – пусть уж ее Оболенская
сыграет, ей как раз по возрасту!
Этот идиотский поступок можно объяснить лишь
крайней наивностью Кулаковой и ее страстным желанием исполнить одну из главных
ролей в спектакле.
Жанна и не подозревала о том, что Ника
Оболенская одно время жила с Арнольским и, разойдясь с ним, сохранила с
режиссером великолепные отношения.
Именно по этой причине Нике до сих пор
доставались самые выгодные роли.
– У вас, деточка, нет должного
опыта, – нахмурился Арнольский, – нужно сначала проявить себя на
небольших выходах.
– Но я по возрасту больше подхожу, –
не успокаивалась Жанна, – ладно, могу попытаться сыграть то, что вы
предложили Софье Сергеевне.
Арнольский вздернул брови, а потом выставил
нахалку из кабинета. Естественно, режиссер сообщил о разговоре Нике, а та
разболтала подробности Соне.
Хоть Щепкина с Оболенской и ненавидят друг
друга, в некоторые моменты дамы объединяются, и тогда тому, против которого они
собрались дружить, следует быстро заказывать венок на собственные похороны.
