Когда его, хромающего и с залепленной пластырем ссадиной на
скуле, доставили в милицию и стали расспрашивать, где он был вчера вечером, чем
занимался и кто может это подтвердить, Парыгин сразу понял, что таких, как он,
у милиционеров десятки, если не сотни. И заниматься каждым подробно и детально у
них просто нет возможности. Отбор кандидатов в подозреваемые пойдет по старой
привычной схеме. В первую очередь – нигде не работающие, не имеющие постоянного
источника доходов, не прописанные в Москве, имеющие судимости или просто
попадавшиеся за что-нибудь. Евгений ни под одну из этих категорий не подпадал.
Приличный человек, инженер на автозаводе, ветеран, можно сказать, больше
двадцати лет на одном месте проработал, коренной москвич, в пьянстве не
замечен. А уж об алиби он позаботился, без этого он заказ выполнять не начинал
никогда.
Его довольно скоро отпустили. Потом, правда, еще пару раз
вызывали, но ничего принципиально нового в вопросах сыщиков не появилось. И
Парыгин подумал тогда, что «торпеда мимо прошла».
Что же теперь случилось? Ответ прост. По крайней мере ему
самому так казалось. Убийство осталось нераскрытым, сыщики продолжали по нему
работать, и где-то вылезла опасная для Парыгина информация. Мало ли как бывает…
Дохнул кто, раскололся, проболтался. Всяко случается. И сыскари, дабы не тратить
время и силы на тщательную отработку и проверку, решили применить силовой
приемчик. Под видом обыкновенных налетчиков. Так-то оно проще выйдет, да и
быстрее. Может быть, у них и информация слабовата, наверняка ничего не знают,
но почему бы не попробовать? Там, в милиции, Парыгин вел себя тихо, спокойно,
интеллигентно, никаких блатных выходок не допускал и уж тем более физическую
силу не демонстрировал. Конечно, впечатление о самом себе он создал такое, что
ежели виноват – расколется от легкого нажатия. Вполне возможно, что на Петровке
начальство сменилось, требует интенсифицировать работу по нераскрытым
убийствам, и сыскари теперь по всем тем пошли, кого когда-то с хромой ногой
задержали. Он, Парыгин, в этом ряду не единственный. Просто очередной. Один из многих.
Если так, то все отлично. Больше они к нему не сунутся. И
информации у них никакой нет. От него ушли – к другому пойдут.
А если не так… Если не так, тогда дело худо. Два варианта:
либо кто-то действительно раскололся или ссучился и дал информацию про
Парыгина, либо это вообще не менты, а кто-то из тех, других. Из стана
заказчиков и их присных. Им зачем-то нужен Парыгин вместе с признанием. Зачем –
вопрос второй, но уже и так понятно, что ответ на него приятностью не
отличается. Не случайно, наверное, последний заказ у него сорвался. Вроде
договорились уже обо всем, а потом вдруг «извините, не понадобилось».
Конкуренция, ядрена матрена. Предложение превышает спрос. Зачем платить много
квалифицированному профессионалу, когда можно все то же самое получить,
прибегнув к услугам дурака дилетанта, который берет куда дешевле. Но ведь
Парыгин – исполнитель не простой, не рядовой. За ним и опыт, и репутация. И
система связи с ним сложная, защищенная от случайностей, много лет работавшая
безотказно. Ни один заказчик не знает его имени и уж тем более адреса. Так что
если это их проделки, то они его на связь вызвали бы. А домой прийти могли
только менты. У них же адрес записан, тот самый, который у него в паспорте
указан и по которому он действительно проживает. Выходит, последний заказ был и
не заказом вовсе, а туфтой, дымовой завесой. Им не надо было никого убирать.
Надо было вызвать Парыгина на связь и сесть ему «на хвост». Только таким путем
могли они узнать его официальный адрес. Что-то, видно, вокруг него затевается.
Или не угодил кому? Или сработал нечисто?
Кто осведомлен – тот вооружен, решил Евгений. И
перво-наперво надо понять, кто к нему приходил и к нему ли одному. Для этого
нужно выследить того опера с Петровки, который им занимался, и походить за ним
следом несколько дней, посмотреть за его контактами. Если рядом с этим опером
мелькнет кто-то из приходившей к нему троицы, переключиться на него и выяснить,
ходят ли они со своей видеокамерой еще к кому-нибудь. Если ходят, значит, все в
порядке, пальцем в небо тычут, всех тогдашних задержанных пробуют на вшивость.
Если не ходят, значит, у них только на Парыгина информация. А ежели никто из
троицы рядом с опером не появится, тогда придется заказчиками заниматься.
* * *
Миша Доценко выслушивал уже, наверное, пятнадцатую
душераздирающую историю о печальной судьбе спортсменов. Для того чтобы
добраться до этой осведомленной и готовой к длительным беседам дамочки, ему
пришлось потратить два дня. Большинство спортивных функционеров, как известно,
мужчины, а мужчинам несвойственно интересоваться чужими судьбами. Да и интереса
к симпатичному высокому журналисту они не испытывали. Посему Мишу гоняли из
кабинета в кабинет, с этажа на этаж, рекомендуя ему встретиться и поговорить с Иваном
Петровичем или Петром Ивановичем, а этот последний, в свою очередь, отправлял
журналиста еще к кому-нибудь. Но мытарства окупились сторицей, когда Мише
наконец попалась эта замечательная во всех отношениях дама, которая всю жизнь
собирала слухи и сплетни и с удовольствием их пересказывала. Беда была, однако,
в том, что ни одна из рассказанных ею историй Мише пока не подходила. Но он не
терял надежды.
– …совсем спился. А как выпьет – так начинает жену
бить. У него же силища – сами можете представить, а она гимнастка, худенькая,
легонькая, ее пальчиком ткни – она за километр улетит. Сколько раз ему
говорили: Витя, не трогай ее, ведь до беды недалеко. Куда там! Однажды так
напился, что выбросил ее из комнаты через балкон прямо на улицу. Сидит теперь, –
она горестно вздохнула. – Хорошо еще, что детей не было. А то
представляете, что было бы? Мать погибла, отец в тюрьме. У некоторых так и
получалось…
Доценко понял, что сейчас услышит очередную, шестнадцатую
историю, но она опять будет про мужчину. А ему нужна женщина.
Женщина-баскетболистка с искалеченной психикой. И разговорчивую даму следовало
вывести на интересующую его тему мягко, осторожно, чтобы ни в коем случае не
обидеть.
– А почему жена все это терпела? – спросил
Миша. – Неужели такая слабовольная была?
– Да что вы, Михаил Александрович, разве спортсменка
может быть слабовольной? У нее воля железная. Но весь ресурс на спорт уходит.
Вы понимаете, что я хочу сказать? Она в спорте с детства привыкла себя
насиловать, заставлять делать то, что не хочется, потому что видит цель. Стать
первой, стать лучшей. Олимпийской чемпионкой. И на этот алтарь кладет весь
запас душевных сил. Поэтому ни на что другое этих душевных сил уже не остается.
Тем более что и цели другой нет, которая по силе притягательности могла бы
соперничать со стремлением к тому, чтобы быть первой. А все остальное кажется
несущественным, неважным, и силы на это тратить жаль.
Что ж, с удовлетворением подумал Доценко, полпути мы уже
прошли, говорим о женщинах-спортсменках. Теперь плавно переходим к баскетболу.
– Скажите, а у женщин-баскетболисток тоже проблемы в
семейной жизни? Или это случается преимущественно с мужчинами?
– Ой, что вы, – дама всплеснула руками, – у
наших девочек вообще одни сплошные проблемы с любовью. Они же высокие! Высокому
парню жену найти – нет проблем, ему любая подойдет, лишь бы он ее любил. А
девочкам-то что делать прикажете? У них один выход: искать мужа среди своих же
братьев-баскетболистов. А мальчики наши высоких девочек не любят, вот ведь в
чем парадокс. Вот я вам только что про Витю рассказывала, который
жену-гимнастку из окна выбросил. Так вы ж подумайте: гимнастку! Она ростом метр
с кепкой. И так все время. Двухметровые дылды обожают миниатюрных женщин. А
двухметровым девочкам каково?
