Тело закопали на другой стороне острова, подальше от кладбища. Разровняли песок, потом порядок навели: повскрывали почти все банки консервов, наелись от пуза, расшвыряли недоеденное по кустам и берегу. Сплетенные с таким трудом верши утопили с с грузом камней, навес завалили, подрали в клочки лишние тряпки. И делать стало совсем нечего…
Два дня прошло, и вздрогнул остров, озеро рябью покрылось, ударил в уши гулкий звук-вздох, так знакомый по Акну. Петро в тот момент на прогалинке сидел, камешки на ладони подбрасывал, молился, чтоб у Аньки и вообще у десанта получилось выжить. Крики раздались, гавканье глухое немецкое. Грабчак со вздохом поднялся с ватника, разодрал на себе остатки кителя…
…Гонялись неуклюжие в противогазах и тяжелых резиновых плащах немцы за визжащими и воющими островитянами. Отбивался суком Социал, рвала свои отросшие волосы и плевалась Зарема, увертывалась от ловцов фрау Матильда. Петро успел кулаки ссадить и крепко врезать по яйцам здоровому немцу, пока не опрокинули на песок. Дольше всех продержался Алжир, уплывший на Малый остров. Немцам пришлось на надувной лодке под летящими камнями форсировать пролив. Повязали и Алжира. Эх, можно бы и правильную оборону организовать, но тогда правильное сумасшествие разве разыграешь?
…Как через Акно переправляли и дальше, Петро помнил плохо – снотворное вроде бы уже не действовало, но очень уж худо друзьям было. Потом, уже в подземном кубрике, когда «Versuchen» на исследования и допросы таскали, совсем подыхали «кролики»: от страшного кашля задыхались, головы совсем отупели, да еще понос изнурял. Но умерла лишь фрау Матильда. Остальные жили, но не выздоравливали. На допросах Грабчак и сам не соображал, что врал и выдумывал. Об Анке и других точно смолчал, а остальное бредом выходило, разобрали что немцы или нет – неясно.
Уехала офицерская комиссия, но доктор Визе от подопытных не отходил, даже спал в кабинете у лаборатории. Що у него за результаты высчитывались да какие выводы делались, понять опять же не получалось. Петро пытался запоминать подробности исследований, но сил не имелось, да и надежды вырваться не было.
Зарему забрали, а потом как-то вдруг и в спешке отправились выжившие «Versuchen» обратно в лагерь. Снотворное, вагон, стояли долго, потом еще шестерых узников подсадили. Один из новых бормотал безостановочно, у остальных что-то с мышцами случилось – двигались с трудом. Узкоглазый китаец или кореец в той группе чуть поживее казался. И у всех загар желтоватый, что на себе не замечаешь, он только по сравнению с «не бывавшими» в глаза бросается.
Разговаривать о «тамошнем» не решались, да и очень тяжко было. Мерзли, печки не имелось, за вагоном тянулись поля белые, заснеженные. На остановках кормили хорошо, даже баночки с эрзац-медом кидал Почтарь заключенным. Но люди помирали: Артурчик не проснулся, потом высокий парень из новых…
…Встал вагон, дверь откатили, приказали выходить. Сползали судорожно кашляющие люди на шпалы, плевались кровью, строились. Грузовая машина повезла, холодно было дико. Петро осознал, что это опять Цитадель, Шталаг 328. Встречал машину доктор Визе…
…Блок крошечный, отдельный, сразу за стеной лазарета. Не выпускали, только в лабораторию водили. Гад-доктор анализами изводил. Крови в венах Грабчака почти и не осталось, кашель чуть отступил, кровью уже не каждый раз харкалось. У остальных было похуже. В начале апреля Социал умер, Андре с Алжиром держались, но совсем плохи были.
Цепок и настойчив оказался доктор Визе – очень желал причины тех смертей и болезней распознать. Да вот хрен ему. Петро точно знал, что не в легких и бронхах дело. Тоска сжирала остатки «Versuchen». Немыслимо тянуло к тем двум лунам, к сиянию звезд и безбрежному небу. У Петро еще и Анка там осталась, но о небе да воздухе легком и Андре шептал, и Алжир…
Эх, жалко было помирать, когда такие места в огромном мире имеются. Довелось ведь глянуть. Тянулись дни взаперти, а война шла, наши-то немца гнали, лагерь эвакуировался, почти опустел, беспокоился и суетился гад-доктор. Надеялись хлопцы на чудо, да вот не суждено…
…Да когда ж она сомкнется, эта тьма? Сколько ждать нужно? Не умеет помирать № 14005.
8. Бег с препятствиями
Город Львов. Цитадель Сводная оперативная группа/младший лейтенант Земляков 5:35
Егеря истощились – унтер уже пытался назвать переводчиков «геноссе» – выжать из немцев еще что-то толковое не представлялось возможным. Пришлось отправить пленных отдыхать в камеру.
Чотовый ОУН сотрудничать не желал. Переводчики послушали вопросы капитана Марчука и однообразные ответы пленного – неспешная, не слишком “загаличенная” украинская речь была вполне понятна.
– Может, имеет смысл другими заняться? – шепнул Спирин. – А этого пусть Мезина возьмет и выжмет. У нее получится.
Женька с некоторым удивлением посмотрел на коллегу: с каких это пор в Отделе все знают, что товарищ Мезина этаким авторитетом в области дознания считается? Особенно не афишировалось. И вообще Катрин всегда излишне прямолинейными решениями увлекалась. Впрочем, изменилась наставница, это конечно.
– Марчук – старший. Решения ему принимать. Давай пока остальных бандерлогов еще разок процедим. Они хоть и мелочь, но вдруг…
Мезина встретилась в коридоре – несла товарищам офицерам вычищенные автоматы.
– Что там? Молчит?
– Интеллигентная, но унылая беседа, – вздохнул Женька. – Не умеет капитан земляков «колоть». Собственно, и мы не совсем по этой части.
– Неудивительно. К такому деликатному делу природные склонности нужны и большой навык. А остальная шушера что? Не вызрела?
Пошли к «шушере»…
– …Товарррищи, я всей душой. Я момента ждал, думал, ррасстрреляют сволочи националистические, – крепкий парень в кургузом лопнувшем костюме бил себя в грудь грязным кулаком и все порывался повернуться к сидящей сбоку Мезиной, явно считая ее главной. Катрин благосклонно кивала и показывала на сидящих переводчикам – им говори, им…
– Поподробнее, – подбадривал Земляков. – Тебя привели к чотовому и…
Бандерлог говорил поспешно, сглатывая, непонятно зачем налегая на «эр» и не забывая повторять, что «иного ходу у мобилизианта» не имелось. Память у молодого говоруна была недурна – о чае и сахаре очень подробно рассказывал и о том, как хозяина квартиры «каты-бандеры» убивали.
– Еще раз, без суеты, – сказал Женька.
Катрин вроде бы одобрила, хотя не поднимала головы, занимаясь своими ногтями. Ногти и так выглядели элегантно, но старший сержант озабоченно вертела пилочку, подшлифовывая и подравнивая, и почему-то эта сосредоточенность и ерундовый маникюрный инструмент навевали жутковатые ассоциации…
Земляков задавал вопросы, слушал, но что-то отвлекало. Может, то, что лейтенант Спирин сидел с совершенно отсутствующим видом и внимательно смотрел в пустой угол. Зато бандерлог вещал охотно и многословно, так и сыпля подробностями. Понятно, осознает, что пока спрашивают, к стенке не поставят. Или его шуршащая пилочка сейчас больше пули пугает?
