— Наверно, и вправду не любишь, не случайно ведь ты до сих пор не сказал мне ни одной из своих гламурных красивостей, — покорно кивнула она, скорчив смешную гримасу. — Что я должна сделать, чтобы вновь завоевать твое сердце?
Она засмеялась с былым кокетством, и глаза ее наполнились хитрыми искорками, но я вдруг почувствовал, как без видимой причины ослабло пожатие тонкой руки. Глаза потухли, лицо побледнело, рот приоткрылся, словно в поисках воздуха. Не поддержи я ее, она сползла бы на пол. Я потер ей виски мокрой салфеткой, влил в рот глоток воды. Она начала приходить в себя, но оставалась бледной, почти белой. И в глазах метался животный ужас.
— Я скоро умру, — прошептала она, цепляясь за мое плечо.
— Ты не умрешь. Я позволял тебе делать какие угодно глупости — с тех пор, как мы встретились, еще в детстве, но только не эту, нет. Я запрещаю тебе.
Она вяло улыбнулась.
— Уже пора было услышать от тебя какую-нибудь глупую красивость. — Я едва различил ее голос. — Они мне были очень нужны, хочешь верь, хочешь нет.
Когда вскорости я помог ей встать, ноги у нее дрожали, и она в изнеможении снова опустилась на стул. Я попросил официанта из «Прокопа» сходить на угол бульвара Сен-Жермен и взять такси, но чтобы оно подъехало прямо к дверям ресторана. Потом он помог мне вывести ее на улицу. Мы вдвоем почти несли ее, подхватив под руки. Когда она услыхала, что я прошу таксиста ехать в ближайшую больницу — «Отель-Дьё, на острове Сите, да?» — переспросил тот, — она в отчаянии кинулась ко мне на грудь: «Нет, нет, только не в больницу, ни за что, нет». И велела сказать таксисту, что в больницу ехать не надо, тогда я дал ему свой адрес. Всю дорогу до моего дома она сидела, уронив голову мне на плечо. И снова на несколько секунд потеряла сознание. Тело ее обмякло. Поднимая ее, я чувствовал под руками каждую косточку. Стоя у дверей нашего дома в стиле ар-деко, я позвонил по домофону Симону и Элене и попросил их спуститься и помочь мне.
Втроем мы довели ее до моей квартиры и уложили на постель. Друзья ни о чем не спрашивали, но смотрели на скверную девчонку с жадным любопытством, словно на воскресшую из мертвых. Элена принесла ей свою ночную рубашку и померила температуру и давление. Температура была нормальной, а вот давление — очень низким. Когда скверная девчонка пришла в себя, Элена заставила ее выпить чашку горячего чая и принять две таблетки — как она объяснила, обычное укрепляющее средство. На прощание Элена твердо заверила нас, что прямой угрозы для жизни нет, но если ночью станет хуже, я должен разбудить Элену. Она сама позвонит в больницу Кошена и вызовет «скорую». Раз случаются такие обмороки, надо провести полное обследование. Обо всем можно договориться, но на это уйдет не меньше двух дней.
Я вернулся в спальню и увидел, что скверная девчонка лежит с широко раскрытыми глазами.
— Ты, наверное, проклинаешь тот час, когда снял телефонную трубку и поговорил со мной, — сказала она. — Вот ведь, явилась, чтобы нагрузить тебя новыми проблемами.
— Сколько мы с тобой знакомы, столько ты создаешь мне проблемы. Такая уж у меня судьба. А против судьбы не попрешь. Смотри, что тут есть, — может, пригодится. Это твоя. Но потом обязательно верни мне.
Я достал из тумбочки зубную щетку «Герен». Она принялась с удивлением ее рассматривать.
— Неужели хранил все это время? Это уже второй комплимент за вечер. Как замечательно! А ты где собираешься спать, можно поинтересоваться?
— Диван в гостиной раскладывается, так что оставь всякие надежды. С тобой я ни за что не лягу.
Она снова рассмеялась. Но даже столь ничтожное усилие утомило ее, она свернулась калачиком под простыней и закрыла глаза. Я закутал ее одеялом, а ноги укрыл еще и своим халатом. Потом отправился чистить зубы, надел пижаму и разложил диван в гостиной. Вернувшись, я убедился, что она спит и дышит ровно. Через потолочное окно в комнату падали отсветы уличных огней и освещали по-прежнему очень бледное лицо с заострившимся носом. Из-под волос выглядывали маленькие красиво очерченные ушки. Рот был приоткрыт, крылья носа трепетали, на лице застыло усталое и совсем беспомощное выражение. Я коснулся губами волос и почувствовал на щеке ее дыхание. И пошел спать. Заснул я почти мгновенно, но за ночь пару раз просыпался, вставал и на цыпочках шел в спальню посмотреть, как она там. Она спала, ровно дыша. Лицо осунулось. Одеяло на груди едва заметно поднималось и опускалось — в такт дыханию. Я воображал, как бьется ее усталое маленькое сердце.
Наутро я уже готовил завтрак, когда услышал, что она встала. Завернувшись в мой халат, она появилась на кухне, где я варил кофе. Халат был сильно велик, и она в нем смахивала на клоуна. Босые ноги казались совсем детскими.
— Я проспала восемь часов! — воскликнула она с изумлением. — Такого со мной не случалось сто лет. А вчера я потеряла сознание, да?
— Ты притворилась, чтобы я привез тебя к себе. Ну и, разумеется, добилась своего. И даже залезла в мою постель. Все это напоминает старую басню, скверная девчонка.
— Досталось тебе в эту ночь, да, Рикардо?
— Еще и днем достанется. Потому что ты останешься здесь, будешь лежать в постели, пока Элена не уладит дела с больницей Кошена и они не возьмут тебя на обследование. И не спорь! Пришел час, когда я заставлю тебя слушаться, скверная девчонка.
— Черт возьми, вот это прогресс! Так ведут себя только любовники.
Но на этот раз на губах ее не мелькнуло даже намека на улыбку. Она смотрела на меня печальными глазами, лицо исказило отчаяние. Хотя было в ее облике и нечто смешное — всклокоченные волосы и халат, волочащийся по полу. Я подошел к ней и обнял. Я почувствовал ее хрупкость, она дрожала. Мне подумалось, что, если обнять скверную девчонку чуть покрепче, то можно раздавить, словно птичку.
— Ты не умрешь, — прошептал я ей на ухо, едва заметно касаясь губами волос. — Тебя обследуют и, если что-то окажется не так, вылечат. И ты опять станешь красивой и, может, добьешься, чтобы я опять в тебя влюбился. А сейчас пошли завтракать, мне нельзя опаздывать в ЮНЕСКО.
Когда мы пили кофе с тостами, к нам по пути на работу заглянула Элена. Она снова измерила температуру и давление и нашла, что состояние больной улучшилось. Но велела до вечера лежать в постели и есть легкую пищу. Элена обещала сделать все, что от нее зависит, чтобы уже завтра можно было поехать в больницу. Потом поинтересовалась, не нужно ли чего. И скверная девчонка попросила купить ей щетку для волос.
Перед уходом я показал, какие запасы есть в холодильнике и буфете — более чем достаточно, чтобы приготовить диетический обед: можно, например, сварить цыпленка или фасоль со сливочным маслом. А по возвращении я сам займусь ужином. Если почувствует себя плохо, пусть сразу звонит мне на работу. Она молча кивала, глядя на все отсутствующим взором, словно никак не могла до конца понять, что здесь происходит.
Я позвонил ей после обеда. Она чувствовала себя сносно. Ванна с пеной сделала ее счастливой, потому что почти полгода она ограничивалась душем в общественных банях, да и то приходилось мыться в спешке. Вечером, вернувшись домой, я нашел их с Илалем перед телевизором, они, позабыв обо всем на свете, смотрели фильм про Ларри и Харди,
[96]
который с французским дубляжем звучал просто несуразно. Но они, видимо, получали массу удовольствия и смеялись над выходками толстого и тонкого. Она надела одну из моих пижам, а поверх — большой халат, в котором совсем утонула. К тому же она красиво причесалась, и лицо было свежим и веселым.
