Один за другим подъехали три автобуса; каждый увозил стайку девиц и нескольких работяг. Суббота, сегодня точно суббота. Незадолго до прихода четвертого по счету автобуса под аркадой появился оборванец с кипой старых коробок и вытащенных из помойки газет. Он прислонил свою поклажу к столбу напротив скамьи, где сидел Адам, и пристроился ждать автобуса. Больше всего этот человек напоминал бродягу или нищего, но Адам заметил, что он носит очки.
Внезапно Адаму захотелось с ним поговорить, он встал и направился к незнакомцу. Они немного поговорили вполголоса. Очкастый клошар не смотрел на Адама. Он сидел, склонив голову к плечу, и смотрел вниз, на носки своих ботинок. Время от времени он почесывался — то ногу, то подмышки, то голову. Он не был ни удивлен, ни испуган и выглядел слегка высокомерным и скучающим. Левой рукой он поддерживал кипу картонок и газет, на которой сидел, чтобы она не рассыпалась под ним. Он был грязный, плохо выбритый и сильно вонял. Он не шевелился, только раз кивком показал, откуда приходят автобусы. Сказал, что не курит, и попросил у Адама монетку, но тот не дал.
Когда подошел автобус, он осторожно поднялся, собрал свои вещи и поднялся по ступенькам, даже не оглянувшись на Адама. Тот видел через стекло, как он медленно шарит по карманам в поисках денег, чтобы заплатить кондуктору. Он стоял, опустив испитое лицо, и поддерживал левой рукой очки на переносице, чтобы не свалились при очередном толчке.
У Адама не хватило терпения дожидаться пятого по счету автобуса. Люди вечны, а Бог есть смерть. Люди вечны, а Бог есть смерть. Люди вечны, а Бог есть смерть. ЛЮДИ вечны, а Бог есть смерть.
Туалеты и телефон в «Магеллане» находились в глубине зала, с левой стороны. Выйдя из двери с буквой «М», посетитель натыкался на столик с телефонным справочником. Чтобы позвонить, нужно было дать номер бармену. Он записывал его на клочке бумаги — 84.10.10 — набирал на стоявшем на стойке аппарате, потом переводил звонок на другой аппарат в кабине и делал знак клиенту:
«Подойдите!»
В этот момент нужно было нажать на красную кнопку на телефоне, и гнусавый голос отвечал:
«Алло, слушаю!»
«Алло, Мишель?»
«Это не Мишель, это ее сестра — кто…»
«Ясно. Жермена. Мишель дома?»
«Нет».
«Ее нет?»
«Это не Мишель, а ее сестра. — Кто…»
«Вы, случайно, не знаете, где Мишель?»
«Кто это говорит?»
«Приятель Мишель, Адам…»
«Адам — ах да, Адам Полло?»
«Именно так».
«Конечно — у вас к ней что-то важное?»
«Вообще-то да, довольно важное… Ну, я просто хотел, хотел узнать, как у Мишель дела. Мы какое-то время не виделись, вот я и…»
«Понимаю».
«Не знаете, где она сейчас может быть?»
«Мишель?»
«Да, Мишель».
«Не знаю — она уехала часа два назад, на машине. Ничего не сказала».
«А… как думаете, когда она вернется?»
«По-разному бывает. Все зависит от того, куда она пошла».
«Но в принципе?»
«В принципе, она всегда возвращается к ___ к одиннадцати, в районе одиннадцати…»
«Хотите сказать, что не знаете, вернется ли она вообще сегодня вечером?»
«Сегодня вечером?»
«Ну да, до утра?»
«Это вряд ли — не думаю, что она ушла на всю ночь. Иногда она так поступает; ночует у подружки. Но не думаю. Она предупреждает, что не вернется, звонит или заранее говорит, перед уходом. Раз Мишель ничего мне не сказала, значит, скоро вернется».
«Ну ясно. Значит — после одиннадцати?»
«Думаю, раньше. А вообще, не знаю».
«Ясно».
«Слушайте, будет лучше всего — если у вас к ней дело, скажите мне, и я ей передам, как только она вернется… Оставите номер телефона?»
«Нет. Я в баре».
«Тогда перезвоните через час или два. До полуночи, конечно».
«До полуночи?»
«Ну да, около одиннадцати».
«Загвоздка в том, что я не могу. У меня пароход через час. Отправляюсь в Сенегал. Хотел попрощаться перед отъездом».
«Да что вы, в Сенегал?»
«Да, я ___»
«Ясно, ясно…»
«А как вы думаете, Мишель сейчас у своей подруги?»
«Понятия не имею».
«Не имеете. А — вы не могли бы сказать, как зовут ее подругу?»
«Соня. Соня Амадуни».
«У нее есть телефон?»
«Есть. Хотите, чтобы я нашла вам номер?»
«Пожалуйста, если не трудно».
Адам взмок под пластиковым колпаком, из трубки доносились странные звуки: шаги, фразы, которые он не мог разобрать, потом диалог между кем-то и кем-то, в отдалении, между гостиной и лестницей на второй этаж: «Кто это был, Жермена? Приятель Мишель, мама, он едет в Сенегал и хочет с ней проститься. В Сенегал? Да, ему нужен номер телефона Сони, какой у нее номер? Номер Сони, ну, этой, Сони Амадуни? А, Сони Амадуни, 88.07.54. 88.07.54? Точно? Да… Ты дашь ему номер? Да».
«Вы слушаете?»
«Да».
«88.07.54».
«88.07.54?»
«Да, 88.07.54. Все точно. Соня Амадуни, 88.07.54».
«Спасибо».
«Не за что».
«Я ей позвоню. Но если — если Мишель вдруг вернется до одиннадцати…»
«Да?»
«Нет, ничего не нужно, Бог с ним. Попробую по-другому. Но передайте, что я звонил».
«Обязательно».
«Спасибо. Извините и еще раз спасибо».
«До свидания».
«До свидания, мадемуазель».
Когда начинаешь телефонную игру, нужно действовать решительно; нельзя останавливаться, даже на пару секунд, нельзя задумываться. Что сказать Амадуни? Не поздновато для звонка? Вряд ли Мишель там. Нужно все начинать сначала, звать бармена, кричать: 88.07.54 и «прошу вас, это срочно!», бежать к другому аппарату, нажимать на красную кнопку и переходить на птичий язык, в котором слова, подобно воплям мистического ужаса, устремляются в заоблачную высь, нужно отрешиться от недоверия, забыть о нелепости ситуации, наделить человечностью черную, скользящую во влажной ладони трубку, прижимающуюся решеткой раструба к уху и шепчущую что-то гнусавым механическим шепотом в ожидании связи: нужно ждать, слившись воедино с бакелитовой скорлупкой, начиненной электрическим теплом, когда стихнут свист и хлюпанье и из бездны донесется псевдоголос, окутает вас своей ложью и поведет за собой, так что вы, сами того не желая и не зная, во что верить, пошлете свой голос гулять по проводам, где он столкнется с далеким «алеканьем», алло, господин Амадуни? Позовите, пожалуйста, Соню.
