Но об этом чуть позже…
От горящего дома Минтая мы уезжали той же дорогой, что и приехали. Но как же она изменилась ночью! Мне казалось, что я еду по черному тоннелю. В зеркалах полыхал пожар. Плотные тени, лежащие на земле, вдруг оживали и шарахались от света фар – это порой пугало сильнее, чем вид бредущих навстречу зомби. Обращенных было много, и я уверен, что замечали мы не всех. Хотелось втопить на всю мощь, чтобы поскорее и подальше убраться отсюда, но нам приходилось притормаживать из-за опасения разбить машины. Мы обруливали встающие перед нами фигуры, и я сильно тогда жалел, что еду на хилой «десятке», а не на каком-нибудь рамном «Бигфуте».
Но как же радостно было слышать: бум! бум! бум! Черные фигуры, близ которых проезжала «Мазда», валились на землю…
Балку с измятой крыши «Мазды» сорвало за вторым поворотом. Она упала передо мной, я рефлекторно нажал на тормоз, тут же его бросил и перекинул ногу на газ – передние колеса, стукнув, перепрыгнули массивную деревяшку. Потом и зад подскочил. Я выругался, жалея подвеску, боясь, что сейчас машину поведет в сторону. Но – обошлось.
Димка начал осторожно разгоняться, я старался не отставать. Как-то вдруг мы оказались на широком асфальте, и «Мазда», взвизгнув тормозами, почему-то резко остановилась – я едва успел ее обрулить. Машину мою развернуло, и она заглохла. Приопустив стекло, я заорал, что Димка круглый идиот и полный дебил. А потом я увидел на освещенной «ксеноном» обочине небольшой ларек, прижавшийся к остановке городского транспорта, разглядел внутри движение, услыхал шум и все понял.
В запертом снаружи ларьке, похожем на зарешеченный скворечник, билась бывшая любовница Минтая.
Над ларьком поднималось зарево оставленного нами пожара.
Было свежо, будто в ноябре.
Я увидел, как Минтай выбрался из машины и опасливо осмотрелся. Он сделал два шага к ларьку, встал, чемоданчик свой из рук не выпуская. То ли он убедиться хотел, что его Марина обернулась чудовищем, то ли попрощаться с ней думал, то ли просто нездоровый интерес удовлетворял.
Он постоял неподвижно секунд двадцать. И, понурившись, вернулся в машину, не замечая, выходящих из темноты зомби…
Он никогда нам не рассказывал, чего тогда хотел и о чем думал. Но мне представляется, что с Мариной этой у него все было очень непросто. Наверное, он любил ее.
Любил по-настоящему. Как больше никого и никогда…
«Мазда» тронулась, аварийкой мне посигналив, и я завел машину, но уехал не сразу. Было что-то притягательное в этом зарешеченном ларьке с побитыми стеклами. И даже уезжая, я посматривал на него в салонное зеркало – и хотя уже трудно было что-то там разобрать, мне казалось, что я опять вижу, как внутри мелькает серое пятно обезображенного лица и тянутся за решетку изрезанные стеклом руки.
Напугав меня, громко чихнула притаившаяся на заднем сиденье Таня. Завозилась, что-то хрипло бормоча, горлом всхлипывая. А мне, зябнущему, вдруг отчего-то сделалось жарко.
Прикрывшись, я тоже чихнул и, пугаясь еще больше, посмотрел на свою руку – тыльная сторона ладони была вся измазана пузырчатой слизью с кровавыми прожилками.
* * *
По ночному городу мы не ездили. Мы метались. Зомби были повсюду: на тротуарах, дорогах, площадях, в парках и на парковках. Иногда они держались поодиночке, чаще – большими и вроде бы даже организованными группами. А порой они собирались в огромные тесные толпы, глядя на которые, я почему-то вспоминал лягушачью икру – мерзкое желе, плавающее на прогретых солнцем отмелях.
Прорваться в центр города можно было только на танке. Но мы туда и не стремились. Мы искали объезды, петляли по кварталам, чтобы выбраться на ведущую к кирпичному заводу бетонку. Остановиться смогли лишь в одном месте – возле похожего на вагончик салона, где под крашеной фанерной вывеской торговали сотовым телефонами и всякими электронными гаджетами. Мы поставили машины под углом друг к другу, подогнав их к стене, – внутри образовавшегося треугольника можно было чувствовать себя в относительной безопасности. Остекленная дверь салона оказалась открытой – Димка распахнул ее, придержал, предлагая мне первому переступить порог. Я спорить не стал, только хмуро глянул на него, продемонстрировав свое неудовольствие, крепче сжал рукоять топорика и вошел внутрь.
Свет фар бил прямо в окна, так что в салоне все было отлично видно. Спрятаться тут было негде, разве только за дверью служебного помещения, но я быстро подпер ее стулом. Димка, не церемонясь, расколотил витрину, где стояли рации, сгреб их в пластиковый пакет, велел мне собирать все батарейки, что найду, и, присев, начал выламывать дверцы шкафчиков, расположенных под витринами.
На улице перед дверью, то приближаясь, то удаляясь, маячила тень – это Минтай стоял «на шухере», следил, не появятся ли поблизости зомби или кто-нибудь еще. Мы не слишком ему доверяли, и потому ключи от машин держали при себе.
Барахла в том салончике мы набрали изрядно. Но мало что нам потом пригодилось. Разве только светодиодные фонарики лишними не стали, особенно один – со встроенным динамо; он мне лет пять служил, пока окончательно не сломался. GPS-навигаторы тоже на первых порах к делу пришлись. Ну и рации здорово нам жизнь облегчили – за ними-то мы в салон и полезли. Жаль только, что действительно хорошие рации так в багаже и пролежали – подзарядить их было негде. Зато простые китайские «джеты», работающие от батареек, задействовались по полной программе. Наконец-то мы могли переговариваться в движении, координируя свои действия. Да и потом – когда мы приучились выставлять посты, когда осматривались на незнакомой местности или шарили в пустых строениях – рации эти не раз нас выручали…
Возле этого салона доберман Шарик покинул нас, решив, видимо, что его миссия исполнена. Он лизнул Олю и Катю на прощание и скрылся в полной шорохов темноте, когда мы грабили магазин. Минтай, вспоминая ту ночь, клялся, что пес какое-то время держался неподалеку, отвлекая чудищ и приглядывая за нами, и лишь потом убежал, уводя зомби за собой…
Ну а на бетонку мы все же выбрались. И к развалинам кирпичного завода, похожим на руины средневековой крепости, приехали без приключений задолго до рассвета. Только вот делать там было нечего: по пригородному пустырю в кромешной темноте бродили десятки, а может, и сотни обращенных – мы видели лишь тех, кто выходил в свет фар. Многие из них, возможно, были теми самыми спецами-выживальщиками, о которых рассказывал и на которых надеялся Димка.
Мы какое-то время постояли на дороге, но так и не рискнули съезжать с насыпи на разбитую грунтовку, ведущую к заводу. Если кто-то там и прятался, то положение его было незавидным. Развалившийся забор, гнилые ворота, разобранные стены заброшенных цехов – вряд ли это могло защитить от зомби. Скорее всего, обращенные уже проникли на территорию завода. А может быть, они пришли туда людьми – уже давно…
Мы уехали в ночь, сбив трех зомби, забравшихся на крутую насыпь. Голос из рации все спрашивал меня, что делать теперь. Я не отвечал и думал, как бы признаться Димке и остальным, что тоже болен. Меня бросало то в жар, то в холод, перед глазами порой все начинало плыть так, что приходилось снижать скорость. Я чихал и сморкался в тряпку, которой обычно протирал лобовое стекло. Покашливал натужно, чувствуя колкость в горле и догадываясь, что скоро буду совсем плох.
