Беззубцева позвали на подмогу, когда он уже весь извертелся: и лезть в деревню не пойми с какого края было неразумно, и сидеть дальше в лесу глупо. Комбат вывел машины на поле, и тут же в батарею едва не врезались две «пантеры», ехавшие в обход деревни и сослепу заплутавшие.
Будь столкновение лобовым, еще бабушка надвое сказала бы, у кого сегодня праздник. Тот же Домешек, увидав перед собой какую-то непонятную черную кучу, саданул бы в нее болванкой не раздумывая – а потом хоть трибунал. Но танки зашли откуда не ждали, сбоку по широкой дуге – там их вроде бы заметили, но вроде бы приняли за наших и вроде бы доложили, мол, кто-то мимо ковыляет, но вроде бы доложили непонятно кому… Немцы, точно зная, что друзей у них здесь нет, едва наткнулись на батарею, разбираться не стали, достойная ли это цель, а принялись лупить самоходкам в борт на пределе скорострельности и за какие-то полминуты сожгли всех напрочь – никто даже не выпрыгнул.
Ледяная тьма ждала артиллеристов.
А во тьме их ждало много такого, чего они не хотели бы знать.
* * *
Попади Малешкин «на карты» в другой компании, он бы долго не мог понять, что тут к чему, да и не хотел бы – носился бы, стрелял, побеждал и погибал. Саня еще не навоевался, ему только-только предстояло войти во вкус настоящей боевой работы. И вдруг такие волшебные условия: знай себе бей фашиста да в ус не дуй. Красота – тепло, уютно, чисто, после выстрела никакого задымления в машине, есть не хочется, курить не хочется, ничего не хочется, только воевать. Одна неприятность: даже успешный бой завершался прыжком во тьму. Просто, если тебя не убили, это было не больно. Но притерпеться к ожиданию нового боя во тьме оказалось можно. Тем более в хорошей компании.
Как раз компания и растрясла Саню, заставила очнуться.
Домешек, Бянкин и Щербак навоевались в земной жизни, мягко говоря, до отрыжки. Нет, там-то они готовы были идти до Берлина, но здесь… Здесь больше всего беспокоили два вопроса: куда их, собственно, угораздило и какая чертовщина с ними «на картах» творится. О самом главном и жутком – что они за выродки такие, которым места нет на Небесах, – говорили редко, полунамеками и шепотом. Сначала надо разобраться, в чем вообще дело.
Щербаку очень не нравилось, что, стоит ему попасть за рычаги, как он превращается в безмозглый придаток машины. Домешек прилипал к панораме, Бянкин знай себе кидал снаряды в пушку. У них не было ни секунды передышки, ни мгновения задуматься – они просто воевали.
«Но ведь надо воевать. Наши же дерутся!» – сказал Саня.
«Это правильно, – согласился Домешек. – Но я как-то привык воевать своим умом. И ты, лейтенант, тоже. Одно дело – приказ. Совсем другое – как мы его выполним».
Саня вспомнил, как его заклинило на ровном месте, когда надо было отъехать хотя бы метров на двадцать, и призадумался.
В следующем бою они попытались самую малость оглядеться трезвым глазом и начать действовать осознанно. Получалось не очень. Попав «на карту», экипаж будто пьянел. Там все было хорошо. Все было как надо.
Только во тьме все было плохо.
Прошло, наверное, с полсотни боев, прежде чем Малешкин пересилил нестерпимое желание «поехать вон туда» и отдал приказ двигаться в другую сторону, где позиция была очевидно лучше.
Щербак очень хотел его послушаться, но не сумел. «Руки не подчинились», – сказал он потом. Машина покатилась именно туда, куда настойчиво указывала невидимая стрелка в Саниной голове, – и там самоходку немедленно прихлопнули. Это оказалось последней каплей.
В следующем бою Домешек, скрипя зубами и временами кусая себя за кулак, пролез к Щербаку и попытался схватиться за рычаги. Механик такого прямого указания на свою слабость не вынес – то ли зарычав, то ли застонав, он дал по тормозам, и самоходка замерла.
– Ребята! – заорал Щербак. – Я смог!
Тут их сожгли, и этот болевой шок окончательно высвободил экипаж.
В начале следующего боя Бянкин открыл верхний люк и высунулся наружу. И вдруг захохотал.
– Мишка! – позвал он. – Ты только посмотри.
Домешек выставил наверх голову и тоже заржал.
– Да что у вас там? – спросил Саня.
Он уже взялся за защелку своего люка, но было как-то боязно. Мало ли чего ребята смеются. Может, им смешно, а тебе покажется страшно. А бояться младшему лейтенанту Малешкину надоело – страха он наелся досыта.
– Не поверишь, что у нас там, лейтенант. Громыхало у нас там.
– Чего громыхало?!
– Ну вот такое Громыхало. Из деревни Подмышки Пензенской области!
Малешкин выпрыгнул из люка, будто на пружине. Когда горят, и то не всегда так выскакивают.
– Здрасте, товарищ лейтенант! – обрадованно приветствовал его маленький солдатик.
– Откуда он тут? – Саня обернулся к Домешеку.
– Спроси чего полегче, лейтенант.
– Давно здесь сижу, – сообщил Громыхало.
– А ты почему там, – Саня ткнул пальцем в небо, – с нами не говоришь?
– А это где? – удивился Громыхало и посмотрел вверх.
И тут наконец-то вся компания как следует огляделась по сторонам.
Через оптику и смотровые щели этот мир выглядел немного странно, а сейчас, чистыми глазами, видно было: он попросту ненастоящий. Словно его нарисовали. Нарисовали прекрасно – ярко, четко, достоверно. Красиво сделали.
В наушниках у Сани бубнил комбат, и толкал в затылок неведомый местный кукловод, повелитель марионеток, да так настойчиво, что руки невольно подергивались, но Малешкину впервые было все равно.
– Кино, – только и сказал Бянкин, провожая взглядом уходящую вперед батарею.
– Кино, – Домешек кивнул. – И немцы.
* * *
Громыхало сидел на корме машины как приклеенный, и когда в самоходку попадало, ничего особенного не чувствовал, только дергался поначалу, а потом вообще привык. Никуда он после гибели машины не возносился, а так и торчал на обугленной броне, пока «зверобоя» не кидало на следующую карту, где тот становился вдруг новеньким и опять шел в бой. Солдат пытался стучаться прикладом в люки, но те оказались заперты, и никто изнутри не отзывался. Еще немного, и Громыхало свихнулся бы от тоски и одиночества. Он был уверен, что угодил в преисподнюю.
– Не дури, – посоветовал Бянкин. – Мы за правое дело сражались, нам в аду не место.
– Может, до того нагрешили, – буркнул солдат.
– Война все списала, – отмахнулся Домешек.
– Тогда где мы? – спросил Саня. – Если мы не в аду, то получается, это такой специальный рай для танкистов?
– Ну его к чертовой бабушке, такой рай! – крикнул из машины Щербак.
– Каждому воздастся по вере его! – напомнил Домешек и подмигнул Сане.
– Да я… – крикнул было Щербак и умолк. Задумался.
