Санкт-Петербургская группа – это были офицеры-антимонархисты с радикальными и крайне агрессивными взглядами. Часть из них были бывшими «панкратовцами», разочаровавшимися в лидере и предпочитающими действовать самостоятельно. Это они убили Его Величество, Императора Николая Третьего, что стало последней каплей между двумя лагерями. Панкратов едва не приказал убить их, настолько он был в ярости.
И был он, Каляев.
Волей-неволей, он был чужим среди своих и своим среди чужих. Начиная в группе Панкратова, он постепенно разочаровался в своем лидере, жадном и жестоком, прикрывающем красивыми словами совсем даже неблаговидные дела. С теми деньгами, которые у них были, они могли сделать не одну, а десять революций, каких угодно, демократических, троцкистских, анархистских. Панкратов говорил – не время, мало денег, стоит только нам… как нами займется полиция. Не все и не сразу поняли, что под красивыми словами скрывается банальная жажда наживаться.
Он отошел от Панкратова, но по совету одного из столичных заговорщиков – генерал-майора Латыпова – на словах остался верен ему, чтобы наблюдать и предупредить, если что-то пойдет не так. От Панкратова можно было ожидать всего. А его связи с террористами, с наркомафией давали ему доступ к самым опытным и жестоким убийцам на Земле.
Вот только судьба на очередной раздаче сдала ему каре тузов.
Он знал о впавшей в немилость царской фаворитке, живущей рядом, в специально построенном для нее доме, с удивлением узнал и о том, что к ней ездит адмирал Воронцов, и вроде как там все очень даже… матримониально. Но он впал в совершеннейшее изумление, когда эта бывшая царская фаворитка пришла к нему и предложила ему деньги. Большие деньги. Огромные деньги. Совершенно немыслимые деньги даже по меркам Панкратова.
За то, чтобы уничтожить монархию и Романовых.
Она сказала, что у нее на счетах за границей – два миллиарда рейхсмарок. Господи… это же… два с половиной миллиарда рублей. У нее одной! Деньги, которыми можно распоряжаться совершенно свободно.
Немного придя в себя от этой мысли, он принялся за разработку плана.
План был примерно такой: «революция в революции». Он все-таки был неглуп и понимал, что в одиночку, вообще без какой-либо организации, он не способен продвинуть этот проект дальше… дальше собственной могилы. Потому что стоит хоть единому человеку узнать о бесхозных двух миллиардах марок – как все забудут про революцию. И начнут более увлекательное дело – охоту за деньгами.
На самом деле – денег было больше, почти вчетверо. И это я о них сказал, и я же – помог их получить.
Вот так бывает.
По слухам, Панкратов убил всех своих бывших сослуживцев, потому что они что-то знали. Что же будет, если он узнает о вдесятеро большей сумме?
Любой носитель такой суммы должен иметь возможность легально и эффективно защититься от банального физического насилия. Этого не было, а значит, и какие-то прямые планы исключались.
Каляев задумал отдать инициативу на первом этапе тому, кто готов будет ее взять. Получится у них революция – хорошо. Не получится – ответят они.
Анахита придумала тайно сблизиться с Алим-беком. Думать он не умел, думал… несколько не тем местом. Грубовато, но верно. Именно под его прикрытием – в рамках полиции Бухары – появился специальный центр по борьбе с терроризмом. Это легальная часть – а под нелегальной они собрали самых отчаянных прощелыг и бандитов, каких только можно было представить. Именно они вчера бесславно полегли вместе с полицейскими-антитеррористами на урановом заводе. Для их подготовки и предназначался центр-дубль.
Если все пошло бы по плану, то они должны были бы быть переброшены в Санкт-Петербург в самый разгар первого этапа революции и начать ее второй этап с ликвидации всей Августейшей фамилии. Возможности в условиях бардака должны были бы быть.
Вот только позавчера неизвестные напали на дом Анахиты и попытались ее убить. Даже не похитить, а именно что убить. А сегодня утром неизвестные позвонили и предложили встретиться. На их территории, на территории основного центра.
И то, что они сказали, было достаточно веско для того, чтоб согласиться на встречу. Слишком много они знали.
Теперь-то он понимал, где и кого недооценил. Он точно знал о том, что в Санкт-Петербурге состоялась попытка гвардейского государственного переворота, и она была подавлена. Но суть состояла в том, что по телевидению, возобновившему работу, говорили не о заговорщиках и покусителях на власть, а о каком-то дурацком параде в Санкт-Петербурге. И это значило, что либо переворот совершался в интересах части Романовых, либо его совершали силы, которым под силу диктовать условия Августейшей семье.
Вот так вот.
Теперь он смотрел на горизонт, видел приближающиеся столбы пыли и гадал, что все это может означать…
Заговорила рация.
– Изумруд, я Голкипер-три, наблюдаю приближающуюся колонну машин, семь единиц. Прошу указаний.
– Ничего не предпринимать.
– Есть.
Сейчас ему должны будут продемонстрировать силу. Потом – что-то предложить.
Что?
Он поднес к глазам бинокль. Все машины армейского образца, бронированные. Кто-то из штаба округа?
Он понимал, что, несмотря на внешнюю грозность его укрытия, артиллерийскому дивизиону, который, может быть, уже разворачивают километрах в тридцати-сорока, центр, на десять-пятнадцать минут работы. Здесь приняты меры по защите от минометов, а не от шести– или восьмидюймовых гаубиц.
Машины свернули, сейчас их дорога шла мимо выложенного бетонными блоками периметра, под прицелом крупнокалиберного пулемета. Но это тоже – много значит в Афганистане, но ничего – здесь и сейчас.
Поворачивают. Номера армейские…
Останавливаются около выложенной блоками елочки.
– Изумруд, я Голкипер-три, у меня здесь семь, повторяю – семь транспортных средств, дружественный статус, просят разрешение проехать в периметр.
– Голкипер-три, вопрос, что у них за документы?
– Изумруд, я Голкипер-три, стандартные армейские удостоверения. Вэ/че девяносто семьсот двадцать. Подлинные, с чипом.
Гвардия…
– Пропустить с сопровождением. Внимание всем.
– Вас понял…
Минут через пять машины тронулись, но в хвост и в корму к ним пристроились два открытых «Виллиса»
[56]
. Они повели конвой… к взлетно-посадочной площадке… точнее, к настоящему полю на двенадцать защищенных капониров. Заняты были только три, такое поле нужно было для ученых программ.
Значит – это еще не все…
Примерно через семь-восемь минут послышался рокот, и в небе со стороны Афганистана показался вертолет. Это был не «Сикорский», а средний вертолет «Гаккеля». Его называли «головастик», этот – был в стандартном горно-пустынном камуфляже и с блоками ракет. Армейский вариант, причем последний. Они в Афганистане ценились больше, чем «Сикорские» – два мощных двигателя, даже излишне мощных для такой машины, давали отличные характеристики в горах. «Гаккель» мог удержаться в воздухе даже груженым и с одним отказавшим двигателем.
