Шлагбаум, который перекрывал въезд на территорию поместья через главные ворота, был тоже необычным. Обычно шлагбаум представляет собой кое-как установленную систему с полосатой палкой, которая поднимается и опускается, с приемником дистанционных сигналов, который позволяет пропускать машины с электронными пропусками, и со сторожем рядом. Но этот шлагбаум был совсем другим.
Он был разработан для баз на Востоке, где не редкостью были попытки силового прорыва на территорию базы на заминированных грузовиках. Четыре вбитые в землю сваи – солидно так вбитые по обе стороны от ворот, в них – вварены шлагбаумные столбы с замками. Сам шлагбаум – четыре трубы, сваренные в нескольких местах поперечинами, трубы из легированной стали, и этот шлагбаум не поднимается – он отъезжает, и для этого в двух местах сделаны стойки и колесики, которые катятся по дороге. В активированном состоянии этот шлагбаум фиксируется в двух местах, на обеих вышках, и фиксируется так, что выбить эти ворота может лишь пошедший на разгон тяжелый грузовик. Что часто бывает невозможно из-за змейки, выложенной на дороге бетонными блоками и не дающей разогнаться, набрать достаточную скорость. Здесь этой змейки нет, но проложенная к дому дорога построена специально извилистой, с резкими, непросматриваемыми поворотами. Так что тоже не очень-то разгонишься.
Головной БТР рванул вперед – и одновременно забухал крупнокалиберный. Четырнадцать и пять – почти пушка, пробивает все – стену дома, дувал, бетонную плиту, любую легкую броню. Они хотели пройти периметр чисто, но было отработано и это – в Афганистане отработано. Одна из БЗТ
[29]
проломила одну из четырех сваренных вместе труб, образующих шлагбаум, серьезно повредила вторую – и в это время тупой нос БТР врезался в шлагбаум. Возможно, будь он не поврежден, он и сработал бы как надо, остановил атаку хоть на сколько-то. Но он был поврежден – а бампер и радиатор идущего на прорыв тяжелого грузовика не сравнится с добрым путиловским броневым прокатом, который был пущен на этот бронетранспортер. Секция шлагбаума не выдержала – согнулась, потом лопнула с жутким треском, открывая нападающим путь в периметр. Потери нападающих – сломалась лобовая часть противогранатной обрешетки головного БТР. Выскочившие из-под земли из специальных пазов шипы тоже не остановили бронированную машину – под кордом был не воздух, а специальная камера, что-то вроде пружин, точнее даже нескольких, поставленных друг в друга пружин, сделанных из стали повышенной упругости. Это заменяло обычную систему с подкачкой воздуха и позволяло ехать до тех пор, пока цела хотя бы половина из принимающих нагрузку элементов.
Подручные полковника и сам полковник под пулеметным огнем из бронированной сторожки успели уйти за прикрытие брони, получив на троих всего лишь одно легкое ранение. Второй бронетранспортер развернул башню и дал одну за другой две короткие очереди. Рассчитанная на долговременный обстрел из любого носимого оружия будка не выдержала – бронестекло провалилось внутрь, огонь прекратился…
Группа управления – полковник и двое его подручных – сноровисто погрузилась во второй бронетранспортер, а вместо них наружу выскочили двое, в пустынной униформе нового образца, с автоматами. В мгновение ока они оказались у стен поста номер два, замерли. Один достал гранату, второй приготовился.
– Бойся!
Вспышка – один за другим нападающие ворвались внутрь. Что-то искрило, в тесном пространстве караульного поста изрядно пахло дымом, пороховой гарью и бойней. Единственный его защитник – верней, то, что от него осталось после попадания двух пуль 14,5 – лежал у поста наблюдения, у бронестекла и бойницы, так и не выпустив из рук пулемет.
– Чисто!
Один из бойцов подскочил к пульту, ударил по красной кнопке, включавшей автономное аварийное питание поста, затем начал переключать нужные рычажки. С лязгом стальной частокол шипов спрятался под асфальтом, затем была обезврежена еще одна система безопасности.
– Пост два! Пост два, ответьте одиннадцатому! Пост два, немедленно выйти на связь и доложить, у вас движение в секторе!
– Есть!
Конечно, далеко не все системы безопасности поместья можно было отключить отсюда, от караульного поста. Но и те, которые можно было, включались аварийно через дежурку. Правда, пока разберутся, что к чему…
– Пост два…
Второй боевик хрястнул по голосящей рации прикладом ручного пулемета, и она поперхнулась на полуслове.
– Есть!
Второй выскочил обратно, замахал руками условный сигнал, засемафорил – чисто!
Второй бронетранспортер тяжело, как магистральный паровоз, тронулся с места, проходя внутрь периметра, за ним пошли и остальные. Эти двое – оставались здесь прикрывать тыл на время террористической акции.
Дворец слез. Анахита
Несколькими минутами ранее – на третьем, похожем на сплошную веранду с большим, заходящим даже на потолок, остеклением – готовилась ко сну женщина.
Ей было ровно тридцать лет – исполнилось несколько недель назад, и даже сейчас, после двух родов и тяжелой, полной необъяснимой ненависти жизни при Русском дворе, она вызывала вожделение у девяноста девяти из ста смотревших на нее мужчин. Даже здесь… она не могла выехать в Ташкент, потому что сын бухарского Эмира только увидев ее – поклялся, что она будет принадлежать ему. А она не хотела. Она вообще ничего не хотела – впервые за долгое время она начала по-настоящему понимать свою мать. Мать, которая ложилась с мужчинами в постель за деньги и тем самым… мстила им.
Да, мстила! А как иначе?! Мужчины – это совершенно особенные в своей черствости, цинизме и животной похоти существа. Каждый из них, видя женщину, оценивает ее прежде всего как самку, с которой можно совокупиться – и желательно, чтобы без обязательств. Ее мать, устав от всякой итальянской мрази – содомитов, стариков, развратников и сластолюбцев, проходимцев, обещающих золотые горы и наутро оставляющих женщину ни с чем, кроме разве что нежелательного ребенка – начала ложиться в постель без любви. Она брала предоплату, более того – она раскручивала своих кавалеров на траты, шантажировала их, выуживала все, что у них было, используя свое тело. Но она не любила их. Каждый из них для нее значил намного меньше, чем она для них. Просто источник денег, ходячий кошелек.
Анахита нервно хихикнула, вспомнив популярный в Петербурге, да и не только в Петербурге светский анекдот относительно того, какая часть тела мужчины более выражает его сексуальность. На самом деле – не то, что вы подумали, а кошелек. Чем толще – тем лучше.
Ее считали хищницей, охотницей за состояниями, кем она никогда не являлась. Ее проблема была как раз в ее искренности, которая была намного хуже лжи. Ведь она и в самом деле любила. И наместника, князя Воронцова, ставшего ее первым гражданским супругом, еще в Бейруте. И Николая Романова, Императора Всея Руси, Цезаря Рима с глазами цвета кобальта и непоколебимой уверенностью, что все будет так, и только так, как он задумал. От матери она унаследовала, видимо, по крови вкус к сильным и властным мужчинам, а в России в отличие от Италии их было в избытке…
