Вкратце это предложение заключалось в следующем: они заходят в трактир порознь, сначала Уилл, который, как истинный джентльмен, заказывает для себя эль, а спустя какое-то время входит его напарник-шулер. Он затевает игру в кости, Уилл становится его первым партнером и выигрывает несколько раз подряд, после чего мошенник с сокрушенным видом говорит: «Нет уж, сэр, для меня вы слишком сильный соперник. Будьте так добры, дайте и другим сыграть». Уилл уходит, а его место занимает какой-нибудь простофиля, которого устроитель всей этой затеи при помощи нехитрых манипуляций легко обыгрывает и уходит с деньгами.
И вот они отправились вместе. День выдался ясным и морозным. Когда по пути в Глостер им довелось пройти через городишко Куэджли, Уилл зло сплюнул. Его попутчик без умолку рассказывал о своем ремесле, в котором, оказывается, было столько нюансов и хитростей, что хватило бы на целую книгу: тройки-четверки, пятерки-двойки, соперники, различные способы мошенничества… Заодно игрок поведал и о других проходимцах, с которыми можно столкнуться на улицах большого города, — в их число входили «молчальники», собирающие милостыню, притворяясь глухонемыми, конокрады, юродствующие бродяги, карманники, уличные воришки, шлюхи, сводни и скупщики краденого. Это был незнакомый новый мир, но Уилл уже начал ощущать себя его частью: разве он не был таким же обманщиком, развратником и растлителем малолетних? Кроме того, он чувствовал безотчетный страх перед тем, какие еще пороки могут пробудиться в его душе. Когда они наконец добрались до Глостера, остановив свой выбор на трактире «Нас трое» (его эмблемой были два дурака), Уилл с блеском исполнил роль, отведенную ему нечистым на руку попутчиком, и заработал таким образом небольшую сумму серебром. Он забрал деньги и устроился на ночлег в другом трактире, а на следующее утро отправился домой, чувствуя, как сердце часто и больно бьется от волнения.
В Ившеме он ненадолго задержался и заглянул в тот трактир на берегу реки, где когда-то мечтал о женитьбе на юной Энн Уэтли. Во дворе трактира раздавались крики — там выступали заезжие актеры. Теперь, когда среди пожитков Уилла были несколько листов рукописи пьесы «под Плавта» театр представлялся ему в совершенно новом свете. Все здесь было устроено на редкость неудачно и бестолково: по одну сторону от импровизированной сцены стояла повозка и возвышалась груда ящиков, о которые постоянно спотыкались выходящие на подмостки актеры. Зрителей собралось мало (день выдался ясный, но очень холодный), и большинство из них было навеселе. Уилл не знал, что это была за труппа и откуда. Это была проста горстка бездарных, скверно игравших актеров в, поношенных ливреях. Насколько он мог судить, их не заботила современная театральная мода и они? по старинке играли какое-то моралите, главными действующими лицами которого были Бережливость, Терпение и Умеренность. Текст был чудовищным, рифмы никуда не годились, и лишь появление на сцене Порока и его слуги заставило зрителей немного оживиться. А когда в конце концов хохочущий, подмигивающий, но так и не раскаявшийся Порок был отправлен прямо в адское пекло, из толпы раздались негодующие возгласы и на сцену полетело несколько камней. Потом Порок и его слуга все-таки восстали из мертвых — так как, наверно, это была пасхальная постановка — и обошли зрителей, держа в руках ящички для денег. Сбор за спектакль составил всего несколько мелких монеток, и Уилл широким жестом пожертвовал целых полпенни из тех денег, что он получил накануне от своего плутоватого спутника.
Он остановился в том трактире на ночь и на следующее утро, хмурое и сырое, покинул Ившем. Все его мысли были заняты актерами и представлениями. С одной стороны, «Судебные инны», размышлял он, с другой — придорожные трактиры; неужели из всего этого нельзя вывести нечто среднее, к примеру, построить такое заведение, где можно было бы читать свои стихи и быть услышанным? Но затем Уилл спохватился, подумав, что джентльмену не пристало думать о подобной чепухе, и постарался поскорее выбросить весь этот вздор из головы. И все же даже в собственных шагах ему чудился ритм белого стиха, а в голове сами собой слагались строки трагического монолога:
И за свершенный грех я стал изгоем, И принял я безропотно судьбу
[22]
.
Когда он подходил к Темпл-Графтону, то услышал зловещее карканье ворона, одиноко сидящего на голой ветке вяза: «Энн, Энн, Энн, Энн…» Птица вспорхнула с дерева и полетела в направлении Стратфорда, словно гонец, продолжая хрипло кричать на всю округу: «Энн, Энн, Энн Энн…»
ГЛАВА 10
…Восторженные крики, слезы, объятия и даже внезапно появившийся аппетит: так много впечатлений обрушилось разом на беременную Энн. Почему я вернулся? Я вернулся потому, что очень соскучился по своей жене и ребенку, по отцу с матерью, по сестре и младшим братьям. Хотя Гилберта уже никак нельзя было назвать мальчиком: за время отсутствия Уилла он заметно подрос, возмужал, его голос стал грубее, но он с тем же упорством продолжал говорить о своих встречах с Богом; когда же у него случались приступы падучей болезни, то весь дом сотрясался, а в кухонном шкафу гремела оловянная посуда. Ричард пока оставался все тем же хромым мальчишкой, но и на его юной мордашке уже появилось не по-детски лукавое выражение. Сьюзан заметно подросла. В целом же все оставалось по-прежнему (ведь Уилла не было дома всего каких-то несколько месяцев); Стратфорд стоял на прежнем месте. Финансовые дела отца также не претерпели никаких изменений в лучшую сторону: заплат на одежде прибавилось, соломенная крыша дома потемнела и местами стала совсем тонкой. По ночам в ней что-то шуршало: может быть, это гадюка свила себе гнездо в соломе?..
— Что ж, — сказал отец, — ты вернулся домой как нельзя кстати. Мастер Роджерс пару дней назад говорил мне о том, что ему нужен клерк и с каким удовольствием он взял бы на эту должность такого парня, как ты.
Генри Роджерс, секретарь городского совета, чванливый господин, от которого пахло пылью и плесенью, проявлял большой интерес ко всему, что имело отношение к смерти, праху и тлену. Что ж, в какой-то мере он был прав, ибо разве не мертвецы правят живыми людьми? И зачастую человек, уже давно сошедший в могилу, посредством законов управляет этим миром более успешно, чем делал это при жизни. К примеру, разве власть Вильгельма Завоевателя не крепнет год от года? Так что Уильяму Завоеванному снова ничего не оставалось, кроме как смириться, хоть и неохотно, с новым поворотом в своей жизни. Взяться за изучение юридических терминов и замысловатых фраз, которыми пестрели нотариальные документы, начать разбираться в статутах, закладных, поручительствах, документах о передаче имущественных прав… Это была новая ипостась использования телячьей кожи, ибо разве не она идет на изготовление пергаментов?
— Аминь, аминь, аминь, — бормотал Уилл.
— Итак, взимание побора в пользу земельного собственника, — причмокивая, разъяснял мастер Роджерс. — Истцу, в чьем владении должен находиться данный земельный участок, надлежит привлечь теперешнего владельца земли к суду за то, что тот неправомочно не дает ему воспользоваться своим законным правом собственника. Это называется юридической фикцией. — В этой конторе над всем витал дух закона, правящего миром живых от имени тех, кто уже давно переселился в мир иной. — Затем ответчик признает право истца, после чего достигнутый компромисс заносится в судебный протокол, скрепляется трехсторонним договором, и все довольны.
