— Надеюсь, ты меня не подведешь, — произнес сзади чей-то мужской голос.
Обернувшись, я увидел улыбающегося Посейдона.
— Папа… привет!
— Добрый день, Перси. Ты хорошо справился.
От его похвалы мне стало не по себе. То есть, конечно, это было приятно, однако я знал, как много он поставил на кон, ручаясь за меня. Эх, было бы намного легче, если бы остальные решили покончить со мной.
— Не подведу, — пообещал я.
Посейдон кивнул. Трудно прочесть по лицу бога его эмоции, но мне показалось, что у него еще остались кое-какие сомнения.
— Твой друг Лука…
— Он мне не друг, — выпалил я. Потом спохватился, что прерывать бога невежливо: — Извини.
— Твой прежний друг Лука, — поправился Посейдон. — Однажды он уже обещал нечто подобное. Он был гордостью и радостью Гермеса. Просто помни об этом, Перси. Даже самых отважных может ожидать падение.
— Лука здорово грохнулся, — согласился я. — Он погиб.
— Нет, Перси, — покачал головой Посейдон. — Лука жив.
— Что?
— Я думал, Аннабет сказала тебе. Лука не умер. Я видел его. Его корабль отплыл из Сан-Франциско с останками Кроноса. Он отступит и перегруппируется, прежде чем напасть на вас снова. Я приложу все силы, чтобы наслать бури, которые разрушат его судно, но он заключает союзы с моими недругами — более древними духами морской стихии. Они будут сражаться, чтобы защитить его.
— Но как же он мог выжить? — спросил я. — Упасть с такой высоты — верная смерть!
— Не знаю, Перси, но берегись его. — Посейдон с мрачным видом покачал головой. — Он опасен более, чем когда-либо. И золотой саркофаг все еще у него, набирает силу.
— А этот Атлас? — спросил я. — Что помешает ему скрыться снова? Разве он не может заставить какого-нибудь великана подержать небо за него?
Отец только презрительно фыркнул.
— Если бы это было так просто, он давно бы уже сбежал. Нет, сын. Проклятие небес может лечь только на титана — одного из сыновей Геи и Урана. Любой другой может выбрать это бремя только по своей воле. Такое может совершить лишь герой — человек, обладающий великой силой, добрым сердцем и недюжинной отвагой. Никто из войска Кроноса не осмелится взять на себя такую ношу даже под страхом смерти.
— Это сделал Лука, — сказал я. — Он освободил Атласа. Затем хитростью завлек Аннабет и использовал ее, чтобы заставить Артемиду принять тяжесть небес на себя.
— Да. — Посейдон задумался. — Этот Лука… интересный экземпляр.
Думаю, он хотел сказать еще что-то, но как раз в этот момент раздалось мычание Бесси. Несколько полубогов вздумали поиграть с его водяной сферой, весело перебрасывая ее над толпой.
— Пойду-ка я присмотрю за ними, — проворчал Посейдон. — Мы не можем позволить, чтобы в Офиотавра играли, как в пляжный волейбол. Всего тебе хорошего, сын. Думаю, в ближайшее время нам будет не до разговоров.
С этими словами он ушел.
Я уже собирался снова отправиться на поиски Аннабет, когда рядом раздался другой голос.
— Знаешь, твой отец очень рискует.
Обернувшись, я оказался лицом к лицу с сероглазой женщиной, настолько похожей на Аннабет, что я чуть было не назвал ее так.
— Афина. — Я постарался, чтобы в моем голосе не прозвучала обида, но, кажется, мне это плохо удалось.
— Не суди меня слишком строго, полукровка, — сухо улыбнулась богиня. — Мудрый совет не всегда популярен, но я говорила правду. Ты опасен.
— А вы никогда не рискуете?
— Очко в твою пользу, — кивнула она. — Возможно, ты еще можешь оказаться полезным. И все же… твоя роковая слабость может уничтожить всех нас, равно как и тебя самого.
Сердце мое неистово застучало. Год назад мы с Аннабет говорили о роковых слабостях. У каждого героя есть хоть один такой изъян. У нее, как сказала Аннабет, это гордыня. Она верила, что способна на что-нибудь такое… ну, скажем, подержать мир на своих плечах. Или спасти Луку. А вот о своих слабых сторонах я не знал.
— Кронос знает о твоей слабости, даже если ты сам не знаешь о ней. Он умеет изучать своих противников. Подумай, Перси. — Афина поглядела на меня почти с жалостью. — Как он манипулировал тобой? Сначала отобрал мать. Затем твоего лучшего друга Гроувера. И вот теперь — мою дочь Аннабет… Каждый раз ты любил тех, кто невольно заманивал тебя в ловушки Кроноса. Твой роковой недостаток — это верность людям, Перси. Ты не умеешь смиряться с потерями. Чтобы спасти друга, ты готов пожертвовать целым миром. Для героя пророчества это очень-очень опасно.
Я сжал кулаки.
— Это не недостаток. Только потому, что я хочу помочь своим друзьям…
— Самые опасные слабости — те, которые легко использовать, — сказала Афина. — Зло побороть не так трудно. А вот недостаток мудрости… очень и очень непросто.
Я хотел возразить и не смог. Афина была чертовски умна.
— Надеюсь, мудрое решение Совета со временем окажет свое действие, — добавила она. — Но я буду наблюдать за тобой, Перси Джексон. Я не одобряю твоей дружбы с моей дочерью. Думаю, это не слишком умно с обеих сторон. Если же устои твоей верности пошатнутся…
Она вперила в меня холодный серый взор, и я понял, каким страшным врагом может стать Афина — во сто крат хуже, чем Арес или Дионис, а может, даже и мой отец. Афина никогда не сдастся. Она никогда не поступит опрометчиво или глупо, даже если ненавидит тебя, а уж если наметит какой-нибудь план — он не даст сбоя.
— Перси! — окликнула меня Аннабет, пробегая сквозь толпу. Но тут же остановилась, увидев, с кем я говорю. — Ах… мама.
— Оставляю вас, — произнесла Афина. — До поры до времени.
Богиня повернулась и широкими шагами пошла сквозь толпу, которая расступалась перед ней, словно она несла Эгиду.
* * *
— Тяжело тебе с ней пришлось? — спросила Аннабет.
— Да нет, — ответил я, — нормально.
Аннабет заботливо оглядела меня. Дотронулась до седых прядей в волосах, таких же, как и у нее, — мучительное воспоминание о грузе Атласа. Я так многое хотел сказать ей, но Афина лишила меня уверенности. Я болезненно ощущал ее слова, словно удар под дых.
«Я не одобряю твоей дружбы с моей дочерью».
— Ну так что же ты хотел мне сказать? — спросила Аннабет.
Играла музыка. Люди танцевали на улицах.
— В общем, я подумал… нас тогда прервали — в Уэстовер-холле. И… по-моему, я должен тебе танец.
Аннабет медленно улыбнулась.
— Хорошо, рыбьи мозги.
Я взял ее за руку и не знаю, что слышали все остальные, но для меня звучат медленный танец — немного грустный, но в то же время таящий в себе надежду.
