Я не ответил. Он здорово меня поддел.
— Может быть, оно и к лучшему, — вполголоса нараспев произнес Хирон. — На каникулы ты можешь съездить домой, к маме. Если понадобишься, мы позвоним.
— Да, — сказал я. — Может быть.
Я вытащил из кармана свою волшебную ручку и положил на ночной столик. Она выглядела так, словно годилась исключительно для подписывания рождественских открыток.
Когда Хирон увидел ручку, лицо его исказилось.
— Полагаю, ничего удивительного, что Зоя не хочет брать тебя с собой. Во всяком случае, пока ты носишь с собой это оружие.
Я не понял, что он имеет в виду. Потом вспомнил, что кентавр сказал мне еще тогда, давно, когда впервые вручил волшебный меч: «У него долгая и трагическая история, в которую нам не следует вдаваться». Я хотел спросить его об этом, но он достал из сумы золотую драхму и бросил ее мне.
— Позвони матери, Перси. Скажи, что приедешь домой утром. А, да, вот еще что… я сам чуть было не записался добровольцем на эти поиски. И я пошел бы, если бы не последняя строчка. «И один погибнет от отцовских рук».
Не было нужды переспрашивать. Я знал, что отец Хирона — Кронос, сам повелитель злых титанов. Строка обрела бы законченный смысл, если бы Хирон отправился на поиски. Кронос не заботился ни о ком, включая собственных детей.
— Хирон, — сказал я, — ты ведь знаешь, что это за «проклятие титана», правда?
Лицо кентавра омрачилось. Он резко схватился рукой за сердце и сделал вид, что вырывает его — древний жест, предохраняющий от зла.
— Будем надеяться, что пророчество не означает того, что я думаю. А теперь доброй ночи, Перси. Твое время придет. Не сомневаюсь в этом. Не надо торопить события.
Он сказал «твое время», как обычно говорят, имея в виду смерть. Не знаю, хотел ли Хирон намекнуть именно на это, но взгляд у него был такой, что спросить я побоялся.
* * *
Я стоял перед струйкой соленой воды, потирая монету Хирона в руке и пытаясь сообразить, что скажу маме. По правде говоря, я был совершенно не в настроении услышать еще от одного взрослого, что ничегонеделание — самое замечательное, чем я могу сейчас заняться. Хотя в случае с мамой это все же простительно, ведь она ничего не знала о последних событиях.
Наконец я набрал полную грудь воздуха и бросил монету.
— О богиня Ирида, прими мою жертву!
Туман замерцал. Света, падавшего из ванной, едва хватило, чтобы в воздухе возникла бледная радуга.
— Покажи мне Салли Джексон, — попросил я. — Верхний Ист-Сайд, Манхэттен.
И тогда в тумане возникла сцена, которую я никак не ожидал увидеть. Мама сидела за кухонным столом… с каким-то типом. Оба весело хохотали. Между ними лежала высокая стопка учебников. Мужчине было лет около тридцати с небольшим. Слишком длинные волосы с проседью, коричневая куртка, надетая поверх черной футболки. Он походил на актера — из тех, которые в телесериалах играют копов, работающих под прикрытием.
Я был слишком ошарашен, чтобы что-то сказать, и, к счастью, мама с незнакомцем так развеселились, что не заметили моей фигуры, явленной Иридой.
— Салли, ты потрясающая, — сказал мужчина. — Хочешь еще вина?
— Пожалуй, нет. Если хочешь, можешь продолжать.
— Вообще-то я лучше воспользовался бы твоим туалетом. Можно?
— Внизу, в холле, — ответила мама, все еще пофыркивая от смеха.
Актер-пижон улыбнулся, встал и вышел.
— Мам! — позвал я.
Она так подпрыгнула, что чуть не сшибла со стола все учебники. Наконец она сосредоточилась на мне.
— Перси! Милый! Как я рада тебя видеть! Все в порядке?
— Что ты делаешь? — спросил я.
— Домашнее задание. — Она моргнула. Потом, казалось, она расшифровала выражение на моем лице. — Ах, милый, это просто Пол… хм, мистер Блофис. Он из моего писательского семинара.
— Мистер Блоуфиш?
[9]
— Блофис. Он вернется через минутку. Перси, скажи, что случилось?
Она всегда догадывалась, когда что-то случается. Я рассказал ей про Аннабет. Остальное — тоже, но в основном все сводилось к Аннабет.
На глазах у матери появились слезы. Я видел, что она изо всех сил старается крепиться ради меня.
— О Перси…
— Так вот, они сказали мне, что я ничего не могу поделать. Так что, скорее всего, я приеду домой.
Она повертела в пальцах карандаш.
— Перси, как бы мне ни хотелось, чтобы ты приехал… — Мама вздохнула, словно сердилась на себя. — Как бы я ни желала, чтобы ты был в безопасности, я хочу, чтобы ты кое-что понял. Ты можешь делать все, что считаешь нужным.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду… правда ведь, там, в самой глубине души, ты веришь, что должен спасти ее? Ты думаешь, что это правильно? Потому что я точно знаю одно, Перси. Ты всегда умел чувствовать сердцем. Прислушайся к нему.
— Ты… ты уговариваешь меня отправиться в поиск?
Мама прикусила губу.
— Я говорю про то… Знаешь, ты становишься слишком взрослым, чтобы я учила тебя, что делать. Я хочу сказать, что поддержу тебя, даже если то, на что ты решился, опасно… — Она помотала головой. — Просто самой не верится, что я такое говорю!
— Мам…
Из туалета в холле донесся звук спускаемой воды.
— У меня мало времени, — сказала мама. — Что бы ты ни решил, Перси, я люблю тебя. И я знаю, ты сделаешь все, что сможешь, ради Аннабет.
— Как ты можешь быть в этом уверена?
— Потому что она сделала бы то же самое для тебя.
Тут мама помахала мне сквозь туман, и связь прервалась, предъявив мне напоследок маминого нового друга, мистера Блоуфиша, с улыбкой глядящего на нее.
* * *
Не помню, как я уснул, но помню, что мне приснилось.
Я вернулся в ту же голую пещеру, потолок которой тяжело и низко нависал надо мной. Аннабет стояла на коленях под грузом темной кучи валунов. У нее не осталось сил даже крикнуть. Ноги ее дрожали. Я понимал, что в любой миг она лишится сил и свод пещеры обрушится и раздавит ее.
— Как там наша смертная гостья? — прогремел мужской голос.
Это был не Кронос. Голос Кроноса — металлический и скрежещущий, как звук, издаваемый ножом, который точат о камень. Я уже много раз слышал, как он насмехался надо мной в моих снах. Этот голос был ниже и глубже, как звук басовой гитары. От его мощи дрожала земля.
Из тьмы появился Лука. Он подбежал к Аннабет, опустился на колени рядом с ней, потом оглянулся на невидимое существо.
