Ведь И. Б. Троекуров обращается к мысли о строительстве каменной церкви вместо ранее существовавшей деревянной после смерти своей второй жены и в связи с женитьбой на сестре царицы Евдокии Лопухиной. Отсюда и появление второго алтаря в честь Алексея Митрополита, святого, соименного царевичу Алексею. Строитель нарочито подчеркивал свою связь с царской семьей, тем более что, несмотря на опалу матери, царевич Алексей оставался единственным и уже официально объявленным наследником престола. Но после смерти И. Б. Троекурова, в конце ноября 1703 года, строительством практически некому стало заниматься. Вдова его села не получила, обоих сыновей боярина не было в живых, никто из внуков не достиг и десяти лет. Если кто-то и занимался церковью, то только для того, чтобы начать совершать в ней богослужения.
Кстати, очень интересно решение и внутреннего ее пространства. Пронизанное светом, оно открывается с трех сторон большими ложами, которым соответствуют снаружи полукруглые фронтоны. Фактически интерьеры троекуровской церкви складываются из первого, перекрытого плоским сводом, и второго, двусветного, этажей. Между фронтонами еще в первой четверти XX века сохранялось первоначальное покрытие лещадью — колотым на слои и обтесанным камнем.
Проводя исторические исследования, невозможно предугадать, в документах какого рода и даже какого времени удастся найти ответ на интересующий вопрос. Документы, современные строительству троекуровской Никольской церкви, не заключали в себе никаких указаний на то, кто занимался этим строительством, кто вообще из наследников продолжал жить в селе. Любопытнейший ответ на этот вопрос принес донос-челобитная последних лет правления Анны Иоанновны, иначе говоря — написанный спустя без малого сорок лет, в 1739 году, Алексеем Ивановичем Троекуровым.
Алексей Иванович начинал так: «…в Московском уезде в Сетунском стану имею я вотчину село Никольское, Хорошево тож, в котором в 7207 (1699) году при деде моем боярине князе Иване Борисовиче застроена церковь о двух службах во имя великих святителей Алексея Митрополита да Николая Чудотворца, а после смерти деда моего оная церковь построена и всяким благолепием украшена, и верхняя в 1706 году освящена собственным иждивением матери моей и моим».
Таким образом, действительно подтверждался год начала строительства — 1699-й. До своей смерти, в ноябре 1703-го, И. Б. Троекуров успел церковь построить и освятить нижний алтарь. Верхняя часть, по-видимому, еще не была завершена. Ее окончание и освящение стали делом вдовы умершего в 1702 году И. И. Троекурова, княгини Анастасии Васильевны с десятилетним сыном на руках, которая сумела довести внутренние отделочные работы до конца в 1706 году. Двое других ее сыновей, пропущенные генеалогическими справочниками, Петр и Александр, умерли «в молодых летах». Дочь Прасковья Ивановна, будущая графиня Толстая, к родовому селу отношения иметь не могла.
Дальше А. И. Троекуров приводил обстоятельства существовавших между ближайшими родственниками его семьи отношений. «А ко оной церкви земли не определено, а определена руга (жалованье причту. — Н. М.) и дается и от меня и по ныне священнику и причетникам повсегодно денег по 18 рублей, ржи по 25 четвертей, овса по 12 четвертей, мяс свиных по шести пуд, по шести барана, да для сенокосу пустошь, на которой ставится сена по 60 копен, и оную ругу отправляю я один, а тетка моя ничего не дает, а во оном же селе имеется во владении шестой жеребий тетки моей вдовы княгини Ирины Петровны Троекуровой, и оная тетка моя, злобствуя мне, а церковь божию не хотя видеть в благолепии, построила ко оной церкви в самой близости скотские дворы и прочее непотребное строение, которое покрыто соломою…»
Таким образом, через сорок четыре года после гибели Федора Ивановича Троекурова была еще жива вдова его, носившая имя Ирины Петровны. Оспаривать этот факт не представлялось возможным, потому что созданная для рассмотрения троекуровской челобитной комиссия спрашивала старосту Ирины Петровны, приказчиков по обстоятельствам дела. Сама княгиня в Троекурове больше не жила, хотя первоначально и пользовалась здесь своим «шестым жеребьем» — шестой долей. Во всяком случае, так было десятью годами раньше, то есть в начале правления Анны Иоанновны, или в первый период нового правления. Но как же тогда объяснить существование и смерть в 1721 году другой княгини Троекуровой, Дарьи Родионовны, похороненной в самом Кремле? Двоеженство? В данном случае оно не представлялось возможным. Значит, ошибка в надгробной надписи, или подновлявшейся, или — что гораздо вероятнее — неправильно переписанной публикатором. Ничего проверить было нельзя — Чудова монастыря давно не существовало.
Впрочем, тот, кто публиковал надгробную надпись, в любом случае допустил ошибку. Он не обратил внимания, что надгробная плита говорила о жене — не вдове! — князя Ф. И. Троекурова. Иначе говоря, Д. Р. Троекурова-Стрешнева умерла при жизни своего мужа, а князь Федор поспешил жениться вновь. Ирина Петровна Салтыкова стала второй, намного пережившей мужа княгиней Троекуровой. Именно она и была матерью Прасковьи Федоровны, выданной ею замуж за князя С. М. Долгорукова. С выгодным браком Ирина Петровна заторопилась, хотя молодому супругу предстояла многолетняя заграничная поездка. В течение десяти лет ее дочь ждала своего находившегося в Голландии мужа.
А вот легким характером и уживчивостью рано овдовевшая княгиня Троекурова не отличалась. Вернее, мирилась с мужниной родней, пока не существовало другого выхода. Зато с появлением на горизонте своей царственной родственницы, Анны Иоанновны, дала себе полную волю. Существо дела А. И. Троекурова заключалось в следующем. Возмущаясь сооруженным теткой «непотребным строением, которое покрыто соломою», князь пояснял: «…отчего я имею опасность церкви божией, в которой имеется церковной утвари немалое число, а по силе вашего императорского величества указов, не токмо церкви божий, в которых совершается божественная служба, но и древние, имеющиеся в лесах и полях кладбища велено иметь в честности и огораживать и строения никакого на оных не строить и в пашню не употреблять, а она, тетка моя, не токмо праздное кладбище, но и церковь божию обстроила всякою непотребною гнусностию, которая по осмотру явно изобличится».
Комиссия и в самом деле установила, что церковь окружена ветхими строениями. В пятнадцати саженях от алтарей были поставлены княгиней пять крытых соломой житниц, с западной стороны — людская изба и скотный двор, рядом с двором еще один дворик и на нем две светлицы. В протоколе записано: «А с лица к той церкви подле того скотного двора огорожены плетнем скотские хлевки, и одно строение весьма ветхо, покрыто, кроме светличек, соломою; а светлички — дранью». С северной стороны церкви, рядом с входными дверями, И. П. Троекурова соорудила конюшню, сараи и людские чуланы. И только с южной стороны к церкви подходила достаточно благообразная решетка заложенного племянником сада. Комиссия также выяснила, что «где построено строение от княгини Троекуровой, на тех местах при прежнем владельце Иване Борисовиче Троекурове никакого строения не было, а была вокруг церкви площадь; а где сад Алексея Ивановича Троекурова, то место было в пашне». Вся эта застройка решением комиссии в 1740 году должна была быть снесена.
Тем более любопытны подробности, позволяющие восстановить первоначальный внутренний облик Никольской церкви. «Она ж тетка моя, — писал в той же челобитной жалобщик, — внутрь верхней церкви Николая Чудотворца построила деревянный чулан, в котором во время своего во оном селе жительства содержала несколько икон и молебствовала, кроме приходского священника, с крестовыми [безместными. — Н. М.] своими попами, а ныне тетка моя жительства во оном селе не имеет, а показанный чулан от нее заперт и запечатан, от которого во украшении церкви божией имеется немалое препятствие. Во оной же церкви построены хоры, в том числе и над оным чуланом, а мосты у хор деревянные, которые обветшали и сгнили, и иные я оные перестраиваю, а которые имеются над построенным моею теткой чуланом, и оных, за неразобранием того чулана не отпирает и разобрать не допущает». Челобитная дала желаемый результат. В 1739 году чулан был разобран, причем оказалось в нем всего-навсего три иконы. Тяжба А. И. Троекурова с собственной теткой имела неожиданный конец. Спустя год после подачи челобитной жалобщика не стало, а единственная его дочь вышла замуж за В. С. Салтыкова. Село полностью перешло в салтыковскую семью.
