Стоны раненых, плач женщин и сирот сопровождали отступающие войска. Много смолян уходило вместе с армией. Однако старики, раненые да малые дети не могли оставить город. Толпою двинулись они в собор, ища защиты в его стенах.
На другой день Наполеон въехал в Смоленск. Любуясь зловещей картиной пожара, он не проронил ни слова. Войдя в собор, император оглядел немощных, истомленных осадою смолян, сдавшихся на милость победителя. Генералы и маршалы его свиты услышали единственную сорвавшуюся с уст их повелителя и ставшую вскоре широко известной фразу:
– Вот зрелище, подобное извержению Везувия!
Несмотря на падение Ключ-города, французы ощутили на плечах своих при его осаде сокрушительную силу русских штыков. Потери неприятеля оказались весьма велики, и офицеры наши по сему поводу шутили: «Потерпев победу под Смоленском, Бонапарт решил более не рисковать!»
Воспользовавшись пленением генерала
Тучкова при Валутиной горе, французский император предложил Александру I перемирие. Однако желанного ответа так и не дождался.
«Тем хуже для русских, – разгневался Наполеон. – Я подпишу им мир на развалинах Москвы!»
А верстах в десяти от порушенного, охваченного пламенем города на Московской дороге пришпорил коня статный всадник с кудрявыми волосами и густыми усами вразлет. То был Денис Давыдов. Губы пламенного гусара что-то тихо шептали. И в шепоте том улавливались слова: «Пал древний Смоленск! Однако, клянусь честью русского офицера, французам сие не пройдет даром!»
Из огня да в полымя
Мужайся, бодрствуй, князь Кутузов!
Коль над тобой был зрим орел,
Ты, верно, победишь французов...
Г.Р. Державин
До коих пор отступать будем? Ведь позади Белокаменная!» – все громче роптали солдаты.
Барклая-де-Толли встречали в армии гробовым молчанием, словно изменника Родины.
По сему поводу Пушкин писал в «Полководце»:
...О вождь несчастливый!..
Суров был жребий твой:
Все в жертву ты принес земле тебе чужой.
Непроницаемый для взгляда черни дикой,
В молчанье шел один ты с мыслию великой,
И, в имени твоем звук чуждый невзлюбя,
Своими криками преследуя тебя,
Народ, таинственно спасаемый тобою,
Ругался над твоей священной сединою...
Меж тем войска русские, сохранив главные силы и резервы армии, продолжали медленно, с боями отходить к Москве.
Гвардейский капитан
Сеславин, ставший вслед за Давыдовым командиром партизанской партии, вспоминал те страдные дни: «С первого шага отступления нашей армии близорукие требовали генерального сражения, но Барклай был непреклонен. Армия возроптала, в особенности после Смоленска. Главнокомандующий подвергнут был ежедневным насмешкам и ругательствам от подчиненных, а у двора – клевете. Как гранитная скала с презрением смотрит на ярость волн, разбивающихся о ее подошву, так и Барклай, презирая не заслуженный им ропот, был, как и скала, неколебим».
Видя повсюду возмущение и недовольство военным министром, царь вопреки своему желанию назначил главнокомандующим армией испытанного маршала суворовской школы Михаила Илларионовича Кутузова. При встрече Александр I напутствовал его высокими, полными надежд словами: «Идите спасать Россию!»
Назначение Кутузова народ принял с великой радостью. Михаила Илларионовича встречали криками: «Сла-а-ва! Ура-а-а! Приехал Кутузов бить французов!»
17 августа Кутузов прибыл в Царево-Займище, где находилась русская армия. Поздоровавшись с выставленным по сему случаю почетным караулом, он глянул в лица солдат и сказал с гордостью:
– Можно ли отступать с этакими-то молодцами!
На другой день фельдмаршал произвел смотр войскам.
Польщенные вниманием светлейшего князя, солдаты начали тянуться и чиститься. Заметив волнение, Кутузов успокоил их: «Не надо! Ничего этого не надо! Я ведь приехал только посмотреть, здоровы ли вы, дети мои! Солдату в походе не о щегольстве думать: ему надобно отдыхать после трудов и готовиться к победе».
Во время смотра произошел один случай, на первый взгляд весьма курьезный, однако именно он повлиял на то, что солдаты и офицеры воспрянули духом.
С восточной стороны в небе неожиданно появился орел. Похожий издалека на распростертую темную рубашку, он стал парить над войсками и над семидесятилетним полководцем, объезжавшим полки на белом коне. Приметив орла, Кутузов поднял над головой кавалерийскую фуражку, обнажил седовласую голову и приветствовал царя птиц победоносным:
– Ура! Ур-а-а-а!
Войска воодушевились и дружно подхватили кутузовское «Ура-а-а!». Долго, с перекатами гремело «Ура-а-а!» над полками и эскадронами. Все признали за счастливое предзнаменование появление орла над Светлейшим, ибо Кутузов считался одним из ближайших сподвижников великого Суворова.
В тот же день главнокомандующий велел во всех полках служить молебны Смоленской Божией Матери, а для иконы Ее, вынесенной из объятого пожаром города и находившейся при армии, он распорядился сделать новый створчатый киот.
Добрую весть о назначении Кутузова Денис Давыдов услышал в кругу ординарцев, толпившихся у вечернего огня. К костру подошел статный дивизионный гусарский генерал Дорохов, с гордостью сообщил:
– После графа Николая Михайловича Каменского я имел честь послужить в Турции с Михаилом Илларионовичем. Могу сказать по-гусарски: дай-то Бог, чтоб наш кривой[
[6]
старик поскорее сюда прибыл. А раз он, батюшка, здесь, – мы перестанем бежать под гору во все лопатки на немецкий лад. Он нас остановит и поведет не спинами, а лицами к неприятелю. Ну, тогда поговорим-с!
«Кутузов в главной квартире!» – ликовали солдаты и офицеры. Спокойствие и уверенность в своих силах заступили место былым горестям и тревогам. Войска и народ поздравляли друг друга словно со Светлым праздником, обнимались посреди улиц, считая себя спасенными.
Декабрист П.С. Пущин провел кампанию двенадцатого года в составе лейб-гвардии Семеновского полка. О прибытии в армию нового главнокомандующего он записал в своем дневнике: «Князь Кутузов посетил наш лагерь. Нам доставило большое удовольствие это посещение. Призванный командовать действующей армией народа почти против желания государя, он пользовался всеобщим доверием».
Известная французская писательница, госпожа Сталь, стоявшая в оппозиции к Наполеону и выдворенная в 1802 году из Парижа за резкие и смелые высказывания в адрес императора, жила во время войны в Петербурге. Как только она узнала о назначении Кутузова во главе русского войска, радость ее была безгранична.
