— Коли здесь что-нибудь росло, мы не ломали бы спины на наших полях! — кричали они. — Сидели бы дома и играли на флейте.
— И голода не было бы!
— Вы не крестьяне, а землекопы.
— Соображения у вас, как у кучи навоза.
Мусаси только улыбался, вгоняя мотыгу в землю. Иори не мог спокойно воспринимать издевки, хотя Мусаси строго приказал ему не обращать внимания на недоброжелателей.
— Господин, они хором твердят одно и то же.
— Пусть.
— Нет сил терпеть!
Мальчик схватил камень, чтобы запустить его в обидчиков, но тут же притих под гневным взглядом Мусаси.
— А теперь объясни, чего ты хочешь добиться своей выходкой? — отчитывал его Мусаси. — Будешь так себя вести, откажусь от тебя.
Иори осуждающе посмотрел на учителя и швырнул камень в большой булыжник. Камень высек искру и раскололся. Иори, бросив мотыгу, расплакался.
Мусаси притворился, будто ничего не замечает, хотя в душе жалел мальчика. «Он совсем одинокий. Как и я», — подумал Мусаси.
Словно от слез мальчика налетел сильный ветер, небо потемнело, на землю упали первые капли дождя.
— Скорее в дом, Иори! — крикнул Мусаси. — Похоже, буря надвигается!
Собрав инструменты, Мусаси бросился к дому. Едва он добежал, как серой стеной обрушился ливень.
— Иори! — позвал он, беспокоясь за мальчика.
Мусаси пристально всматривался в поле. Дождевая вода брызгала ему в лицо. Молния расколола небо, Мусаси зажмурился и закрыл уши. Удар грома потряс дом.
Мусаси вспомнил старую криптомерию в Сипподзи и строгий голос Такуана. Мусаси знал, что всем хорошим в себе он обязан монаху. Мусаси хотел обладать мощью криптомерии и непреклонной решимостью Такуана, чтобы творить добро людям.
Если Мусаси мог бы стать для Иори той старой криптомерией, которая дала ему новую жизнь, он отчасти вернул бы свой долг Такуану.
— Иори!.. Иори!
В ответ слышался шум дождя, заглушаемый раскатами грома. «Куда он подевался?» — тревожился Мусаси.
Дождь приутих, и Мусаси вышел в поле. Иори стоял на том же месте с гневным выражением лица, похожий на пугало в промокшей до нитки одежде. Какое упрямство в детские годы!
— Глупец! — отчитывал его Мусаси. — Марш в дом! Не думай, что купание пойдет тебе на пользу. Беги скорее, пока дорогу не залило.
Иори сделал вид, словно только что заметил Мусаси, и со смехом ответил:
— Вы беспокоитесь? Напрасно. Так, маленький дождик. Смотрите, небо уже светлеет.
Мусаси не ожидал получить такой урок от ученика.
— До вечера успеем поработать, — сказал Иори, берясь за мотыгу. Пять дней стояла ясная погода. Кричали сорокопуты, ил у корней тростника спекся и потрескался. На шестой день на горизонте появилось темное облако, которое начало стремительно приближаться, расти и скоро заволокло все небо.
— Вот это серьезно, — тревожно сказал Иори.
Могучие порывы ветра пронеслись над равниной, срывая листья, швыряя мелких птиц оземь, словно их сразил невидимый охотник.
— Еще один ливень? — спросил Мусаси.
— Нет, если судить по небу. Я побегу в деревню, а вы соберите инструменты и поспешите в дом.
Иори сорвался с места и, прежде чем Мусаси успел что-либо спросить, скрылся в высокой траве.
И снова чутье не обмануло Иори. Подгоняемый ураганными порывами ветра, Мусаси под дождем добежал до дома. За короткое время небо низвергло неимоверное количество воды. Дождь то стихал, то принимался с новой силой. Настала ночь, но буря не унималась. Казалось, что небеса решили обратить сушу в трясину. Мусаси опасался, как бы ветер не сорвал крышу.
Пришло утро, мутное и серое. Иори не вернулся. Мусаси не отходил от окна, досадуя на бессилие. Равнина превратилась в бесконечное болото, из которого торчали верхушки деревьев и трава. К счастью, дом стоял на высоком месте, и вода не добралась до него. Сухой овраг за домом стал ревущим мутным потоком.
Мучительно тянулось время. Мусаси порой чудилось, что Иори утонул в разбушевавшемся половодье. Вдруг Мусаси услышал отдаленный крик:
— Учитель! Я здесь! — Иори ехал верхом на буйволе по другой стороне реки. Позади мальчика был привязан большой тюк.
Иори направил буйвола в мутный поток, который, казалось, вот-вот поглотит обоих. Буйвол уверенно перешел реку. Мусаси с облегчением вздохнул.
Когда мокрый и дрожащий от холода Иори подъехал к дому, Мусаси набросился на него с упреками:
— Где ты пропадал всю ночь?
— В деревне, конечно. Привез запас провизии. За эту непогоду выпадет столько дождя, сколько и за полгода не проливается. Наводнение надолго отрежет нас от мира.
Развязав соломенный мешок, Иори вынимал пакеты из промасленной бумаги, приговаривая:
— Вот каштаны, а это чечевица, соленая рыба тоже есть. Нам хватит еды, если вода простоит месяца два, — заключил он.
Сердце Мусаси дрогнуло от благодарности, но он промолчал. Он стыдился, что у него нет жизненной сметки. Какой пример он подаст людям, если не может позаботиться о собственном пропитании? Не будь Иори, он погиб бы от голода. А мальчик, выросший в деревенской глуши, с двух лет знал, что надо запасать провизию на случай бедствий.
Мусаси удивился, почему деревенские отдали Иори столько еды, когда им самим едва хватало. На его вопрос Иори ответил:
— Я занял деньги в Токугандзи под залог своего кошелька.
— А что это, Токугандзи?
— Храм в двух километрах отсюда. Отец оставил мне кошелек с золотым песком, чтобы я понемногу тратил его, когда станет совсем трудно. Налетела буря, и я вспомнил про песок.
— Кошелек — память о твоем отце?
— Да. От сожженного дома остались только меч да кошелек. — Иори потер рукоять меча о пояс.
Когда Мусаси впервые увидел меч, он обратил внимание на прекрасное качество клинка. Клейма на нем не было, но его, несомненно, изготовил истинный мастер. Мусаси подозревал, что и кошелек имеет особое значение и предназначен не просто для хранения золотого песка.
— Оставшееся на память нельзя закладывать. Я выкуплю кошелек, и никогда больше никому не отдавай его.
— Слушаюсь, господин.
— Где ты ночевал?
— Настоятель предложил мне остаться в храме.
— Ты ел?
— Нет. Вы тоже.
— Точно. У нас нет дров.
— Полно!
Иори, оказывается, работая в поле, успел натаскать кучу хвороста, бамбука, корней и спрятать все в подполе.
Накрывшись соломенной циновкой, Мусаси полез в подпол и в который раз поразился практичности мальчика. В этих суровых местах жизнь зависит от умения предвидеть обстоятельства, а ошибка грозит смертью.
