Первый канат вырвало вместе с поручнем, за который он был привязан. Но рывок несколько замедлил ход, так что второй канат благополучно зацепился за дерево и почти справился с ролью якоря. Все члены экипажа не удержались и отлетели в заднюю часть кабины, отделавшись ушибами и синяками. Сильнее всего досталось Игорю Владимировичу – он расквасил себе нос и набил огромную шишку на лбу. Но второй канат все-таки лопнул, хоть и сыграл решающую роль в их остановке. Теперь спуск пошел быстрее, ветки самых высоких деревьев уже царапали дно кабины дирижабля.
– Держитесь, сейчас будет еще больнее, – сказал Данилов, хватаясь за баллон с гелием.
Спустя мгновение дирижабль упал на деревья, их подбросило в кабине и здорово приложило о потолок, раздался треск дерева и обшивки, а затем сознание Мишу покинуло.
* * *
Первое, что увидел очнувшийся Миша – высунувшегося в проем двери и блюющего Кольку.
– Разболтало что-то меня, – как бы извиняясь, сказал друг. – Ты там как?
Миша пошевелил руками и ногами, дотронулся до головы и тут же отдернул руку и поморщился. На руке была кровь.
– В порядке, – ответил он Кольке. – Сам-то цел?
Тот кивнул и снова согнулся в рвотном позыве.
Миша привстал и оглядел кабину.
– А где Данилов и Игорь Владимирович?
Колька виновато пожал плечами.
– Сам только очнулся, еле до выхода успел доползти.
В одном месте дерево пробило кабину, прошило могучей веткой, словно нанизав на копье. Половина стекол отсутствовала. Снаружи были сумерки – по всей видимости, солнце недавно зашло, либо так темно было из-за облачности. Миша выглянул в окно. Оболочка в нескольких местах была порвана, но в целом Миша ожидал увидеть худшее. Куда же делись их товарищи? А если их выбросило через окно из-за столь жесткого приземления? Надо было выбраться наружу, чтобы проверить. Миша выглянул в другое окно и с удивлением обнаружил, что на широкой ветке сидит, прислонившись к стволу, Игорь Владимирович, а рядом лежит Данилов.
Миша, преодолевая головокружение, неуклюже вылез через окно и подполз к ним. На лице сидящего старика была блаженная улыбка, глаза закрыты, а одной рукой он крепко держал за шиворот Ивана.
– Ты взгляни, Миша, – не открывая глаз, пробормотал старик, – как здесь хорошо.
Вокруг колыхалась листва, шуршала, словно перешептываясь между собой и обсуждая нежданных гостей. В такт небольшому ветерку покачивались ветки, усыпляли и убаюкивали, а на душе разливалось умиротворение и тепло. Миша присел рядом, на соседнюю ветку.
– Вы в порядке? – озабоченно поинтересовался он у Игоря Владимировича.
– Пару шишек набил, ничего серьезного.
– А с Даниловым что?
– Скоро очухается, не волнуйся, пусть так полежит. А то последние дни суетные выдались, богатые на события. Не грех хоть немного расслабиться и отдохнуть.
– Как там Николай? – приоткрыв один глаз и скосившись на Мишу, спросил Игорь Владимирович.
– В кабине он, изучает, что съел сегодня на завтрак.
– Да, неплохо нас потрепало. Против природы не попрешь. У нее свои планы.
– Я в какой-то момент подумал даже, что нам конец, – признался Миша. – Недолго так думал, пару секунд. И даже сомневаться начал, зачем нам все это. Что смогут сделать четверо в таком огромном брошенном мире? Стоило ли отправляться в полет?
– И как? Стоило?
– Конечно. Не простил бы себе, если бы остался в бункере, проявил безволие, трусость. Нельзя сворачивать с намеченного пути. Если каждый будет бороться, может быть, что-то из этого и получится. Я сейчас путано объясняю, но как-то так выходит.
Игорь Владимирович кивнул.
– Понял тебя. Я еще вчера в глазах твоих увидел огонь.
– Интересно, где мы сейчас? – задумчиво спросил Миша, пытаясь рассмотреть что-то сквозь листву.
– Да где угодно, нас столько времени мотало по небу. Такие бури, как наша, могут охватывать огромные территории. Они и в прошлом причиняли много бед людям, оставляли без крова, целые города разрушали. Хорошо, что не переломало нас прямо в воздухе. Или молния в нас не попала.
Игорь Владимирович посмотрел на дирижабль, застрявший в деревьях.
– Возможно, где-то здесь наш новый дом.
Миша вдруг вспомнил, как он мечтал о путешествиях, когда крутил динамо-машину на ферме на родной станции Орехово. Он воображал тогда легкую прогулку по поверхности. Как же он ошибался тогда! В этом мире надо держать ухо востро, быть все время бдительным, с глазами на затылке, быть жестким и даже жестоким – только так можно выжить в подобных условиях.
Он поделился своими наблюдениями с Игорем Владимировичем, и тот в ответ сказал:
– Миша, трудности были и будут всегда, ты лишь оставайся человеком, помни о том, кто ты есть. И действуй по обстоятельствам.
Начал подавать первые признаки пробуждения Данилов, и Игорь Владимирович покрепче ухватил его, чтобы тот ненароком не свалился с веток вниз. Немного придя в себя и осмотревшись, Иван заметил, что они не в таком уж и плохом положении, как могло бы быть. Он уселся верхом на широченную ветку, на которой лежал все это время, и не без удовольствия потянулся, разминая суставы.
– Славно повеселились, – улыбнулся Данилов, глядя на Мишу. – Пивка бы сейчас, настоящего.
– Перебьемся. Самое главное, живы мы.
Эпилог
Робкий стук в дверь разбудил задремавшего прямо за столом тучноватого мужчину. Он крякнул и потянул затекшие от не совсем удобной позы руки, покрутил головой, растер ноющие от чрезмерного напряжения за последние дни виски и недовольно посмотрел на дверь. Его хищный взгляд будто пронзил насквозь деревянную переборку, заставив источник шума по ту сторону поежиться, будто от озноба.
Неуверенный стук повторился.
Мужчина вздохнул. «Ничего не поделаешь, никуда не деться от неотложных дел».
– Корниенко, ты? Входи.
Дверь протяжно заскрипела, заставив мужчину недовольно поморщиться.
– Чего застыл на пороге? – буркнул он, глядя на переминающегося с ноги на ногу паренька лет шестнадцати. – Давай, чего у тебя там.
На стол начальнику управления безопасности Андрею Павловичу Веденееву легла внушительная стопка бумаг с печатью Главы Конфедерации Печатников.
– Мать его, – выругался сквозь зубы тот, мысленно прикидывая, сколько времени у него уйдет на разбор в принципе никому не нужных бумаг, – скоро в архиве места не хватит, что ж ему неймется?
Вопрос не был адресован пареньку, стремившемуся поскорее улизнуть из кабинета, поскольку чувствовал он себя здесь крайне неуютно. Он был скорее риторическим.
– Чего колышешься, как осина на ветру? Свободен!
